Рецензия на роман «Скованный Прометей»

Рецензия на роман "Скованный Прометей"

Трудно судить о произведении по одной лишь его первой части, но уже в ней явно

видна грандиозность замысла всей этой исторической эпопеи. Жанр попаданчества в

последнее время развился, как никогда, и породил много весьма достойных

произведений, но одновременно и выработал некоторые стереотипы, которым следуют

подавляющее большинство авторов, но не Евгений Токтаев.

Для начала разберемся, кто куда и откуда обычно попадает. В большинстве

произведений попаданцем оказывается наш современник, при этом скорее всего еще и

соотечественник автора, и попадает он чаще всего в XX век с целью как-нибудь

переиграть не устраивающий автора ход отечественной истории, такое вот

своеобразное удовлетворение чувства уязвленного патриотизма. Менее популярны, но

все же встречаются попадания во времена других исторических развилок, например,

в годы царствования Ивана Грозного, Бориса Годунова, Смуты, Михаила Романова,

его сына Алексея и внука Петра. Если брать Средневековье, то тут популярнее

всего годы монгольского нашествия, варяжских завоеваний и крещения Руси. Цель

все та же - переиграть ход истории с целью излечения травм отечественного

менталитета.

Реже встречаются случаи, когда наши соотечественники попадают не только в

отдаленные исторические времена, но и в другие страны, как правило, в ключевые

моменты мировой истории, и эти произведения чаще отличаются приличным качеством,

поскольку исторические реалии описываемого времени авторам, как правило, неплохо

известны, а уязвленная национальная гордость не входит в данном случае в

конфликт со здравым смыслом.

Еще реже встречаются произведения, где в наше время попадают пришельцы из

далеких веков, но самой большой редкостью оказываются случаи, когда людей из

одного отдаленного от нас времени автор отправляет в еще более далекое время.

Мне таких произведений известно лишь четыре, причем в двух из них эти люди

действуют наряду с нашими современниками и не являются главными героями.

Таким образом, роман "Скованный Прометей" почти что уникален. В нем жители XVI

века, участвовавшие в битве при Лепанто, переносятся в эпоху возвышения

Македонии, когда античная культура, достигнув своего расцвета, готова была

оплодотворить культуры Востока, породив синкретическую цивилизацию, плодами

интеллектуальных достижений которой мы пользуемся до сих пор.

Итак, с одной стороны древние греки, начавшие уже разочаровываться в собственных

многочисленных богах и постепенно приходящие к идее Единого Бога, чему

способствовали тесные связи Эллады с Египтом, где к подобным теологическим

выводам пришли уже давно, но с плеча старались не рубить и лишь постепенно

приучали народные массы, что один бог может быть воплощением другого. Один

Эхнатон поспешил забежать вперед, за что и поплатился. Как бы то ни было,

образованной прослойке эллинов уже известно философское учение Пифагора,

разработанное тем, по-видимому, как раз под влиянием египтян, да и Платон уже

сформулировал свое учение о Едином и его первичной сизигии, состоящей из

Сознания и Души.

На другой стороне оказываются адепты двух монотеистических религий, впитавших в

себя в свое время в том числе и эллинскую философию, и порожденные ею иудейские

гностические учения, но выбравшие в итоге буквалистское понимание и священных

текстов и тем самым разрушившие связи с породившей их философией. Впрочем, в

исламе это произошло не до конца, поскольку каждый правоверный имел право

самостоятельно толковать Коран, и это дало нишу для существования мистического

ислама, к каковому относятся учения суфиев и некоторых замкнутых шиитских сект.

Тон в XVI веке задавали пассионарии, но во главе попаданцев оказываются неплохо

для своего времени образованные и достаточно свободно мыслящие люди: итальянский

герцог Онорато Каэтани де Сермонета и берберский пират Улуч Али. У обоих хватает

ума и эрудиции, чтобы понять, что они оказались в чужом времени и действовать

теперь надо в соответствии с новыми реалиями. Каэтани приводит свой отряд на

службу македонскому царю Филиппу, грезит об участии в завоевании Персии и не

спешит заниматься миссионерством, за единственным исключением - он надеется

обратить в христианство будущего покорителя Персии Александра, чем, кстати,

устраняет известный исторический парадокс: Александр Македонский, живший задолго

до появления христианства, был, тем не менее, признан христианским святым!

Улуч Али идет другим путем. Он явно намерен создать привычное ему исламское

государство в языческом пока Средиземноморье, не гнушается для этого силовыми

захватами греческих городов, но одновременно и самым активным образом вербует

новых адептов, представляя ислам в качестве религии униженных и обездоленных,

тем самым беря на себя функции Пророка задолго до рождения самого Пророка. В

этих условиях теряет заметную долю смысла ритуальная фраза: "Нет Бога, кроме

Аллаха, и Мухаммед - пророк Его". Как можно признавать пророком еще не

воплотившуюся душу? Впрочем, Улуч Али в теологии вряд ли силен.

Что интересно, та трактовка ислама, которой он следует, действительно имела

хождение в первые годы существования данной религии. Ислам был тогда куда более

веротерпим, чем византийское православие, в результате чего монофизитское по

большей части население Сирии и Египта так легко и переметнулось на сторону

новых завоевателей. Впоследствии тем же путем пошли и осевшие в Боснии богомилы.

Но вот во времена Османской Порты религия уже становилась национальным

признаком, иногда чуть ли не основным, то есть принадлежность человека к той или

иной национальности определялась прежде всего религией, которую он исповедовал.

У тех же турок была прорва христианских рабов, которых они вовсе не спешили

обратить в ислам. Испанцы старались крестить всех подряд, но новым иноплеменным

"братьям во Христе" не верили ни на грош, постоянно подозревая их в

отступничестве. С чего бы это вожди вдруг стали проявлять не свойственную для их

времени толерантность?

Впрочем, в случае христианского отряда это в достаточной степени обосновано его

крайне разношерстным составом: испанцы, венецианцы, генуэзцы, германские,

чешские, мадьярские наемники и даже пара наших соотечественников из числа

освобожденных гребцов. Соответственно, помимо католицизма в ходу оказывается и

православие и, возможно, лютеранство, и просвещенный военачальник стремится

сплотить все эти ветви в чуждой языческой среде, да еще и ввиду возможной

перспективы противостояния с воинами ислама.

Книга написана столь увлекательно, что я лично не мог оторваться. Возлагаю

большие надежды на появление продолжения, благо интриг в уже имеющемся тексте

закручено много, а историческое время - самое для них благодатное.