Michael Pen

Да как они смеют такое писать, бесстыжие?! Ветераны - это ж святое. Они не пьют, не едят, не какают, не писают и, конечно, не е-утся! Предположить, что у ветерана могут быть внуки-алкоголики и правнуки-сироты, могут только кощунники, осквернители памяти нашей Великой Победы! На костёр их, графоманов проклятых! Сжечь на Вечном Огне, а пепел развеять по ветру.

Ну, я бы не сказал, что книга хороша. По-моему, это позорище.

— Детка, чего ты ломаешься?
И правда, подумал Боров. Чего она ломается?
— Еще рыбы?
— Да, — согласилась Мирра.
Её действительно звали Миррой. И фамилия похожая: Шухайни. Она даже паспорт показала: всё сошлось. Паспорт мог оказаться подделкой, на Тилоне подделывали всё, включая генный код, но Боров чуял: сегодня ему повезёт. Вчера он этого не чуял, и правда — молодая брамайни Мирра Чакраварти оказалась внутриутробным транссексуалом Миррином Чакравартином. Напившись, Миррин разоткровенничался, и Боров постарался распрощаться с ним как можно быстрее. Для цели, которую ставил перед собой старший механик Вандерхузен, транссексуал не подходил. Даже готовый на все — нет, не подходил.

Герои говорят, как гопота из 90-х. А "внутриутробный транссексуал" - перл, над которым мы смеялись всем отделом на работе.

$x=2*2

$y=5

$x*0=0

$y*0=0

$x=$y

Бывает, откроешь двери - а там заплёванная подворотня.

Это Полифем изобрел покатушки голяком. Однажды выяснилось, что времена, мать их, изменились: трахнуть свежепойманную, вопящую, удерживаемую братками тёлку Полифему стало не в кайф, и добро бы просто не в кайф, а то ведь не стои́т, не лезет, хоть плачь. Смотреть же, как тёлку трахают другие, держать и смотреть, наспех сочиняя дешевые отмазки, чтобы не выставить себя на позор – это было не просто не в кайф, а в такой некайф, что хоть криком кричи. Дело шло к обидному зашквару, прозвище «Дристамед», за которое бьют смертным боем, успело прозвучать – поначалу в шутку, но знаем мы эти шуточки! – и вот в очередной раз, когда тёлочку ободрали наголо, перекидывая мячиком от братка к братку, страдальца Полифема осенила гениальная идея. Рискуя получить кулаком в ухо, он вырвал тёлку из татуированных ручищ Эпаминонда, прыгнул в седло «Химеры», кинул добычу перед собой, звонко шлепнул ладонью по телячьей заднице – и заорал, вихрем срываясь с места:

«За мной!»

И приходится зажимать нос, а потом закрывать те двери поплотнее, чтобы оттуда не воняло.