Валентина Волкова Portulakis

Осенью у меня появилась привычка обедать в парке.

Невзирая на погоду, я приходила и садилась на старую скамейку и жевала свои бутерброды, запивая чаем из термоса. Это была колбасно-хлебная медитация

Что за мир, где живут такие быки? Что там за травы, высотой как деревья? И есть ли там люди? Или кто-нибудь похожий на людей? Почти каждый летний вечер по небу над этим холмом шли огромные призрачные быки и коровы, косматые, с поднятыми острыми рогами, словно отражения в небывалом зеркале. К счастью, ни один бык не ступал на холм, они плыли по небу, уходили вглубь, за облака...

— Ты же сам из хлеба сделан, зачем тебе еда? - еле выдавила из себя Лисиха.

— Чтобы силу набирать, от хлеба вся сила идет. Хлеб твой поем, молоко поем, тебя поем, ведьма...

Одному человеку, по имени Миуюки, сделали предсказание, что только седьмая жена родит ему наследника, который прославит имя отца.

Было это очень давно и в разных местах с тех пор рассказывают эту историю по-разному. Мне её рассказали в одной горной деревне, и даже показывали место, где когда-то стоял дом этого человека, правда днём, а ночью строго-настрого запретили туда ходить. Если будете там, узнаете деревню по огромному буку, растущему на въезде, он весь в колокольчиках и пёстрых лентах — так местные просят милости богов.

— Нужно взять маленький водонепроницаемый гробик и вылить туда этот стакан, – сказала Кассыха, задумчиво выпуская клубы дыма. Ей единственной можно было курить, где вздумается.
— И поставить его прямо на входе, на постамент. Для устрашения и назидания.

Многое Инна Константиновна перенесла за свою жизнь. Что-то помнила хорошо, что мельком. Но то страшное лето, грянувшее 50 лет назад, никогда не забывала, оно словно застряло в ней осколком и болело без конца.
"Какого же числа это было?" - с тревогой думала баба Инна, оторопело глядя в заледеневшее окно. В голове мелькали картинки, яркие и четкие, будто все было вчера. И было это в субботу, точно, в субботу. Потому что вечером они собирались в баню...
Слезы подкатили, стало жарко и тесно в груди.
— Наденька, золотце... - прошептала Инна, – Что же тогда случилось?

— У тебя почти нет еды, а та, которая есть, на вкус как куриное дерьмо, - пожаловался усопший родственник. — Когда ты начнешь нормально готовить? Где рис, где яйца? Про блины я уже молчу.

— Однако все сожрал и не поморщился, - я с грустью смотрела на хлеб, плесневеющий прямо на глазах.

— Есть хочу. До рассвета еще далеко. Корми.