4Koma

Дорогой начпис, по прочтению (с трудом) первой главы выдвигаю тезис: ты — мудила безграмотная.

Смотри сам:

Стилистический штиль. Текст начинается с лаконичных предложений («Подъезд. Фигуры детей...»), но быстро скатывается в многословные описания без грамотной акцентуации («мерзкий, приторно-сладкий запах давит на легкие»). Особенно раздражает твоя любовь к бинарным конструкциям, характерным для вербального просторечия (т. е, ты потомок немытых крестьян): «неосязаемую и невидимую, но оттого не менее тяжелую». Вода.

Композиционный террор. Сюжет рассыпается после сцены с детьми. Экскурсия, мексиканцы, шведка, старик-покупатель — обрубки разных историй. Переход между Олиной работой и ее личными переживаниями (постельная сцена с кроватью) сделан топорно. Словно начпис забыл, о ком пишет: то она циничный профессионал, то вдруг плачет над уродливым матрасом.

Избыточность метафор. Каждый предмет тут «живой», «пульсирующий», «глазастый» (слово «глаз» встречается в тексте 21 раз, сука!). Когда паркет «впитывает влагу, питается», а кровать «прогибается по изгибам» (кстати, как можно прогнуться по изгибам, ммм?) — это еще куда ни шло. Но когда в финале «глаза на зубах живой тени» изучают смартфон, это уже пародия на Лавкрафта. Ужас рождается из намека, а не из кишок.

Унижение способностей читателя, как следствие избыточной метафоричности. «Сладкий запах гниющих овощей и животного пота» — а одного запаха недостаточно для воображения через обоняние? 

Отсутствие предметности в диалогах. Фразы вроде «Форменный сатанизм!» из уст взрослого человека, столкнувшегося с чем-то ужасным, звучат как дешевый хоррор. Как следствие этого же, отсутствие достоверности в человеческих реакциях. Точнее, отсутствие, собственно, человеческих реакций. Когда детей рвет от картин, а Оля продолжает экскурсию — это не страшно, это ебаная клоунада, в которой нет ни заявки на характер персонажа, ни какой-либо ценности в контексте задач текста. А текст у нас, если вы вдруг забыли, принадлежит к жанру «хоррор», то есть должен разделять его задачи. 

Перегруженность пустыми метафорами ведет к смерти оной же предметности в описательных деталях. Как следствие, в тексте отсутствуют контрасты. Начпис мог бы спокойно позволить себе не играться в псевдостилистические красивости, пытаясь воссоздать образ «живого» дома, а на самом деле погрузиться в процесс. Неужели обои не могли просто линять, а не «кровоточить багровой крапинкой»? Или подобное упрощение погубило бы великий и очень важный стилистический замысел автора? А, может быть, создание подобного контраста привело бы к (о, ужас!) большей достоверности «харрорной» составляющей «произведения»? Очевидно, молодой талантливый избегал этого всеми силами.

Финал — отдельная песня. «Замурованная заживо» могла бы сработать, если бы начпис не взял за обе щеки у своего любимого многословия. Достаточно одного образа — тьма, тишина, скреб ногтей по бетону. А «тлетворный ужас» и «бетонная утроба» — это перебор. Стилистическая некомпетентность. Минимализм тут был бы уместнее.

Ладно, это общие вещи. А теперь давай внимательнее разберем все тобою написанное (не делай так больше, пожалуйста):

Композиция. Автор решил засунуть в свой текст весь спектр тем и идей, который смог объять своим примитивным разумом. Без каких-либо попыток ограничить себя уместностью или хотя бы ограничить подачу информации (что, кстати, является основным элементом саспенса в хорроре — ограничение информации). Из-за этого текст пытается объять необъятное: социальную сатиру (коммерциализацию ужаса), телесный хоррор (квартира-организм), психологическую драму (одиночество Оли), мистику, экзистенциальный ужас и даже элементы «психоделического реализма». Это приводит к потере композиционного фокуса. Читатель теряется: это ужас? Трагедия? Гротескная сатира? Философская притча? Что мне делать? Плакать? Смеяться? Дрочить? Я не знаю.

Отсутствие композиционного планирования. Точнее, отсутствие способности к этому самому планированию. Именно неспособность осознать простоту и функциональность такого базового инструмента и выводит графоманов на чистую воду. Сцена с детьми и Еленой Витольдовной занимает огромный объем, тогда как ключевые для понимания Оли и мира моменты (ее прошлое, природа квартирантов, финал) либо даны тезисно, либо утопают в потоке сознания и описаниях. Сцена со стариком-покупателем важна, но ее динамика нарушается излишними деталями его поведения.

Следствие этого (и множества других «неспособностей» молодого талантливого автора) — недораскрытие ключевых позиций текста, отсутствие предметности. Механизм превращения людей в жилые пространства («болезнь», «эпидемия») описан слишком абстрактно и поздно. Нет ясности о масштабе явления, общественной реакции (кроме «Памяти»), правилах взаимодействия. Это ослабляет уникальность мира.

Из-за композиционного факапа, то есть отсутствия сознательного планирования, начпис вынужден прибегать к быстрым решениям. Особенно это заметно в проработке связи Оли и Петра. Мотивы Оли (бегство от прошлого, поиск смысла) понятны, но почему именно Петр стал для нее «понимающим существом»? Почему она готова к слиянию? Текст дает намеки (сходство с сестрой? Общая «оторванность»?), но не прорабатывает эту психологическую/метафизическую связь достаточно глубоко для столь сильного финального выбора. Иными словами, эта связь появилась в тексте исключительно для того, чтобы автор смог поудобнее ввести задуманный финал, не позаботившись о внутренней логике.

Ну и сама сущность Петра в эту же степь. Он просто жертва болезни? Проклятый художник, чье творчество материализовало ад? Демоническая сущность? Его посмертная воля и способность влиять на реальность (картины, реакция на продажу) остаются загадкой, что ослабляет финал. 

А финал... Опять же, идейно-тематический разнобой с утратой предметности и отсутствие способности к планированию. Эпизод «восстания» квартиры и сущностей сбивает с толку. Кто эти «дети»? Почему они принимают облик посетителей и сестры? Это галлюцинация Оли? Реальная месть Петра? Метафора поглощения? Тон становится почти сюрреалистично-хаотичным, теряя жуткую (частично и очень условно, но назовем это так) атмосферу предыдущих частей. Фраза «Я люблю тебя» в конце кажется неоправданной и сентиментальной на фоне всего «ужаса».

С композицией разобрались. Теперь стилистика.

Метафоры. Да, еще раз. Текст буквально перенасыщен сравнениями, олицетворениями и яркими, но порой избыточными или неуклюжими эпитетами. Это создает ощущение вычурности и мешает восприятию. Вместо того чтобы находить предметные детали и собирать точные описания, начпис просто заваливает нас словесным хламом:

«звуковая волна выгнулась и обернулась вокруг собственной оси». Физически сложно представить. Заигрывание с красивостью вместо создания точного образа.

«атмосфера... залила вместо него тень бетонной плиты. Неосязаемую и невидимую, но оттого не менее тяжелую». Тавтология: тень по определению неосязаема и невидима; «тяжелая тень» — клише.

 «в воздухе висит неестественная смесь животного пота и гниющих овощей». «неестественная смесь» — избыточно, запах и так описан.

 «бас... звучал как набат темной церкви посреди преисподней». Слишком пафосно и предсказуемо для хоррора, звучит как неуместная пародия.

 «ее выворачивает изнутри». Избитое выражение, беспредметное мертвое слово.

«Пещерный ужас». Клише.

«Твердый ком болезненно сдавил горло». Клише.

Множество описаний взглядов («почти потусторонняя жажда», «холодное и темное», «почти неуловимое безумие») становятся однообразными и вытесняют остальные способы получения информации о человеке. Почему? Потому что начпис о них не подумал. У него глаза — это зеркала души.

Вместе с хламом у нас есть и просто неуклюжие или неестественные формулировки, то есть семантические аберрации: 

«Ее тон, располагающий, но такой фальшивый». Противоречиво и неясно, как это сочетается. Вместо контраста на парадоксе, который (может быть) задумывал автор, мы получили размытую и неприятную мозголомку. 

«вопреки отсутствующему взгляду». Как кивает с отсутствующим взглядом? Невозможно активно воспринимать инфомацию и отвечать на нее (собственно, кивать) с отсутствующим взглядом. Человек, не связанный с тобой близкими/родственными/рабочими (коллега/шеф) либо совсем выключен из диалога и даже не старается демонстрировать интерес, либо принимает в нем активное участие. Без отсутствующего взгляда. 

«Шестеренки завертелись, пытаясь нащупать выход». Штамп, беспредметное предложение.

«Тоска проникла за ее внутренности, больно колола изнутри». «За внутренности» - биологически некорректно и звучит странно.

«Ужасный грохот вонзился в барабанные перепонки, поменял местами пол и потолок». Физически невозможно, разрыв логики ради красивости.

Наконец, повторы и прочий неуместный в художественной литературе речитатив из разряда «Объясняем ребенку (сиречь, читателю) правила пользования общественным туалетом»:

Несколько раз повторяется мысли о непонимании Олей мотивов Елены Витольдовны, о ее «фальшивой» улыбке, о схожести Полины и сестры, о «тяжести» атмосферы/ужаса. Сами по себе мысли пустые, беспредметные, безакцентные.

Говорящие описания и внутренние монологи. Иногда мысли и чувства персонажей (особенно Оли) подаются слишком прямо и декларативно, вместо того чтобы быть показанными (show, don't tell, yesyes) через действия, детали или более тонкие ремарки. Например, ее размышления о сестре и матери в финальной части. Это приводит к моментальному обнулению каких-либо претензий на художественность текста.

«Пунктуация и длинные предложения». Некоторые предложения чрезмерно длинные и сложносочиненные, затрудняющие чтение. Пунктуация местами требует проверки (особенно в диалогах и сложных оборотах).

Можно еще сказать про стилистический наив («не для красоты. Для безопасности»; «мягкий как мякоть»), психологические штампы (все объяснения мотивации Оли) и ритмическую неполноценность (отсутствие какого-либо смыслового чередования речевых конструкций). Но этг детали.

Суть же в том, что перед нами очередной ленивый начпис, неспособный к планированию и точному редакторскому отбору. Печалит то, что он взялся за неплохую, даже весьма качественную и интересную идею, то есть изъял ее из ноосферы, из публичного доступа. А на столь же качественную — достойную этой идеи реализацию, — у него просто не хватило навыка. Это действительно печалит.