Токийское лето обрушилось на Гарри Стоуна всей своей беспощадной влажностью. Воздух, густой и тяжёлый, как мокрое сукно, плавился над раскалённым асфальтом Синдзюку. Небоскрёбы, стальные гиганты, пронзали белёсое от зноя небо, а в их стеклянных гранях отражался нескончаемый поток людей — жужжащий улей в одинаковых костюмах, туристок с яркими зонтиками и вечно спешащей молодёжи. Для большинства это был просто полдень вторника. Для Гарри — очередной акт пьесы, в которой он играл совсем не ту роль, что привык.
