Зло прищуриваюсь, мечтая врезать ему хорошенько по помятой физиономии, но вслух произношу: — Почему я все еще здесь? — серьезным тоном спрашиваю, намекая на то, что его люди уехали, а меня оставили тут. — Я бы с удовольствием вернулась домой. Все же ты из тех людей, с которыми приятно прощаться. Тебе никто этого раньше не говорил? — За колкими фразами хочу скрыть свою нервозность от всей этой ситуации. Вновь усмешка, но какая-то добрая, которая приводит меня в шок. — Мне говорили, что я прекрасен и со мной хотели бы провести время до конца своих дней, — парирует Рома. — Ложь, наглое вранье, — перебиваю его, наигранно возмущаясь, — не общайся с этими людьми, от подхалимов и лизоблюдов надо держаться подальше. Неожиданно его лицо становится серьезным, и он без тени насмешки говорит, как бы рассуждая вслух: — Да, таких людей действительно стоит исключать из круга своего общения. — А после, обращаясь ко мне, строго спрашивает: — Ты жить хочешь?
— Мы с Никитой едем в деревню. — А как же учеба? Почему ты хочешь из Никиты сделать сельского паренька? Андрей как всегда, режет по живому. Знает мое слабое место. — Я позабочусь о сыне и его воспитании. — Нет, — цедит он сквозь крепко стиснутые зубы. — Ребенок не должен видеть, как ты каждый день приводишь в дом новую женщину. У него будет неправильное отношение к жизни и семейным ценностям. — Считаешь меня несерьезным, значит, — Андрей медленно приближается ко мне, — Я свое слово сказал. Вы остаетесь со мной! Младший брат моего мужа, который всегда меня ненавидел, называл приживалкой, дерёвней и недалекой вдруг, после его смерти, изменил ко мне свое отношение... и вовсе не на дружеское.