Что делать, если привычный мир рушится, когда в него врывается запретное, противоестественное чувство, сам факт которого по всем законам мира сулит наказание? Как долго можно балансировать на самой грани почти платонической нежности и страшного греха, если платой за все становятся редкие мгновения счастья? И что делать, если в зыбкий, но устоявшийся мир "после" врывается еще одно, неоднозначное известие? Слишком, пугающе своевременное? Стоит ли ему верить? И не придется ли пожалеть?
1597 год. В семье Фёдора Иоанновича и Ирины Годуновы появляется вторая дочь и единственный выживший ребёнок, которую назвали Елизаветой ― в честь старшей дочери Ярослава Мудрого и норвежкой королевы, и которой суждено объединить две династии.
Вновь этот треск, противный, инстинктивно отторгающийся всеми фибрами души, протяжно длящийся целую вечность. С каких пор звук битого стекла стал привычным? С каких же пор кто-то трепетно берёт самые малые осколки голыми пальцами, пытаясь судорожно вернуть сломанному прежнюю форму?