Метаморфоз

(биологическая мини-мистика)

Мимо окна, неловко вздергивая ноги, проковыляла девица с огненно-красными волосами, в желтом топике и зеленых шортах. Каблучки ее туфель вязли в раскаленном асфальте, оставляя эротичные дыры. 

Саша Темпельман — совсем молодой, но уже лысеющий — научный сотрудник, автор нашумевшей статьи «Тычинка — мужской репродуктивный орган цветковых растений», проводил светофорную диву несытым взглядом и горестно выдохнул в экран смартофона.
— Сдам загородный дом с приусадебным участком, цена договорная, — прочел он и вытер потный кадык: — Эх, здоровая сельская местность... Хорошо быть юношей, свободным, словно бриз. Весь творческий отпуск дыши кислородом, под лягушачий хор к защите готовься.
«Тишина и дисер...» — думал Темпельман, потея в электричке. А за кулисами приличных мыслей порочно вскидывали руки поселянки. Свежие, как весенние почки. Невинные, как ландыши, Convallária. Душистые и крепкие, как вешенки, Pleurotus. Хайль! И обнажали пушистые подмышки.

К дому на окраине села, липкий от пота Саша добрался только вечером, и не поверил своим глазам. Окруженный плодовыми деревьями в нежной зелени, обнесенный литым забором, домик оказался прелестным европейским коттеджем. Чудо вдохновения.
— Как бы цену не заломили, — встревожился Темпельман, толкнул калитку и по гравию заскрипел к крыльцу. У двери висел забавный колокольчик с розовой лентой.
Серебристый голосок не успел растаять в комарином звоне сумерек, как дверь тихонько скрипнула, и на пороге появилась... Майн го-о-от! Темпельман отпрянул, как перепуганная лошадь, и чуть не свалился с крыльца. Чудесное видение, ночная греза! Сказочная фея, небесный ангел в оковах соблазнительной плоти. Длинноногая, белокурая гурия с голубыми глазами, нормандскими скулами и пухлыми, чувственными, созданными для поцелуев и прочих ласк губами.
Коротенький шелковый халатик, перехваченный пояском, больше обнажал, чем прятал от Сашиного пламенного взора две приятные тугие округлости, на которых выступали, топорща тонкую ткань, аккуратные ягодки сосочков.
Темпельман хотел сглотнуть слюну и чуть не проглотил язык.
— Э-э-э... — поздоровался он, ощущая небольшой дискомфорт.
— По объявлению? — спросила греза.
— Э-э-э! — ответил Саша и капнул с губы на пропотевший воротник. Дискомфорт усилился
— Заходи, Темпельман, — греза посторонилась.
Саша бочком, стараясь не задеть колышущуюся тёплую плоть, протиснулся в холл. И локтем таки коснулся. Перед глазами поплыло. Дискомфорт стал невыносимым.
— Маленький минет с дороги? — спросила греза.
— Че? — сказал Темпельман хриплым голосом.
— Я спрашиваю, компота дать? — повторила девушка. — Ничто не спасает от жары лучше небольшого секса.
— Да! — крикнул Темпельман, разрывая на груди тенниску.
— Да!!! — рявкнул он, выпрыгивая из брюк и обнажая вчерашние белые трусики с синим, угрожающе вздыбленным слоником.
И как тигр, как дикий варвар-захватчик, как яростный инопланетный монстр, Саша бросился на хозяйку.
Он стиснул ее в объятьях, вжимаясь слоником в мягкое, нежное, ласковое, покорное, роскошное женское тело. Впился губами в ключицу, шею, в круглое белое плечико, рванул прочь халат, обнажая грудь! Руки путались в шелке — прочь! Её нежная кожа пошла пупырышками. Саша еще крепче сжал грезу, словно намереваясь раздавить, и... весь обмяк.
— Все? — изумленно спросила греза.
— Теперь, быть может, компота? — повторила она басом.
Как ошпаренный, Саша отдернул руки и попятился. Пятился и смотрел, смотрел! Глаза, казалось, забыли о правилах глазного поведения и собрались выпрыгнуть из орбит.
Фея, которую минуту назад сжимали его руки, раздалась вширь. Затем у нее вытянулся нос, отяжелел подбородок, щеки и уголки черных глаз обвисли, придавая лицу саркастичное выражение. Светлые волосы завились в тугие кольца и аккуратными рядами упали на широкие плечи и седую шерстистую грудь. Под внушительным кудрявым животом деликатно трепетал от сквозняка кокетливый кленовый листок. Только чувственные пухлые губы остались по-прежнему манящими.
— Карл, ты жесток с бедным юношей, — мягко сказали из угла.
Голый пожилой господин в парике повернулся на голос и почтительно ответил:
— Матерь богов, я продолжаю настаивать, что основы истины должны подтверждаться наблюдениями.
Саша издал короткий всхлип. В углу, на оттоманке странной формы, царственно восседала дородная матрона, зрелая, как сентябрьская дыня. Небольшую изящную голову с округлыми щеками и тяжелыми косами венчала золотая корона в форме зубчатой башни. Матрона состояла из улыбок, ямочек, теплых складок и щедрой материнской нежности. Белели в темноте роскошные, чуть обвисшие груди с коричневыми сосками, темнела дорожка от глубокого пупка — вниз, в черноту лона. Оттоманка под нею зевнула, широко распахнув пасть с длинными клыками, и тяжело повернула к Темпельману голову с рыжей гривой.
Тонкий, пронзительный визг разрезал тишину странного дома, и все тянулся, кромсая ночь в клочки. Саша схватился за голову и понял, что визжит он сам. Голый господин в парике поморщился.
— Как птица небесная, — сказала матрона, мягко улыбаясь. — Не пропоешь — не размножишься. Иди ко мне, сладенький.
Темпельман всхрапнул как пойманный заяц, всем телом ударил во входную дверь и бросился прочь. Он мчался, спотыкаясь и падая, вскакивал и снова несся, не разбирая дороги, не чувствуя, как гравий впивается в босые ноги. А садовая дорожка все не кончалась. Вскоре Саша выбился из сил и оглянулся. На пороге, метрах в пяти от него, придерживая под локоть даму в короне, стоял господин в парике. В другой его руке горел факел. Темпельман понял: ищут его. Он соскочил с проклятой тропинки и, сдерживая хриплое дыхание, затаился на клумбе, в темноте и пряном запахе цветов.
— Сюда, Великая Мать, — произнёс господин в парике. — Далеко не уйдет.
— Но почему он так боится за себя? — удивилась женщина. — Не будет жертвы — не будет жатвы...
Медовый голос сладко тек, но Саша знал, что пчелы жалят. Слово «жертва» вонзилось в грудь и вышло со спины. Убежать Темпельман не мог, но спрятаться хотел так сильно, что кружилась голова.
Он поднатужился, выпустил корни и уцепился за землю. Потянул вверх руки, запрокинул голову и зашелестел листьями. «Получилось» — радостно успел подумать Саша и навсегда перестал думать. Ему осталось нарастить кору.

— Что это, Карл? — с упреком спросила женщина, разглядывая дерево в неверном свете факела.
— Это? Липа. Tília, — ответил Карл, отводя глаза.
— А ты говорил: биолог, наука...
— Ошибся, Великая Мать. Липовым биолог оказался.
— Ночь велика, найдем иного мужа. А Саша... Да ничего, пускай себе растет.

Наутро сельский почтальон вышел из коттеджа, пряча текст объявления и хрустящую бумажку.
— Хорошие, щедрые люди! — сказал он и вдруг остановился, разглядывая крепкое дерево посреди клумбы, — А какие затейники...
На дереве ловко сидели, топорщась синим слоником, белые трусы.