Хмырь Болотный. Миниатюра. По мотивам картины «Ночной кошмар», Фюссли, Иоганн Генрих

Ну, чего уставились? Жива она, жива. Подумаешь, нежные мы какие! Сначала сами вызовут, а потом в обмороки падают. Будто заняться мне больше нечем, как только переться за тридевять земель и всяких припадочных дам в беспамятство вводить. А потом еще сидеть на липкой от холодного пота распашонке, прислушиваясь к сердечным биениям, и ждать, когда же та очухается. И ведь не дай бог копыта двинет – проблем не оберешься. Начальство-то у нас о-го-го какое строгое!

Но что поделаешь – работа такая. Скотская, прямо скажем, работа, но другой нет. Поди ее сыщи, приличную-то работу, да еще с моей внешностью. 

Кто я такой? Разрешите представиться: Хмырь я, Болотный – фамилия такая. Некоторые еще Чмом кличут – остряки-самоучки! Вот приду как-нибудь к вам, тогда поглядим, кто из нас натуральное чмо. Как узреют воочию, так сразу за сердце хвататься. Лягут пластом и начнут рыбу снулую из себя изображать – разве что рот разевается: откроется, закроется, вновь откроется – и так без остановки. Вот то-то! Чмо…

Спросите, что я такое? Ночной кошмар, полуночное недержание, ужас, летящий на крыльях ночах. А если честно, то черт его знает, кто я. Сам над этим голову уж не одно столетие ломаю, но так ни до чего пока и не допетрил.

Родился я, подозреваю, совершенно обычным путем – чем я, собственно, хуже других? Но после… после все пошло наперекосяк. Странно, но помню, как мамаша после слов повитухи: «Поздравляю, мальчик! Как назовешь?» – воскликнула: «едритская сила!» – и без чувств вытянулась на постели. Она была первой, кого от моего вида едва не хватила кондрашка. Но я за то не в обиде на нее. Я даже сам от своей физиономии поначалу в слезные истерики впадал, стоило мне лишь приблизиться к зеркалу. Ну, сами посудите: хвост крючком, уши торчком, а рожа – словно у замученного нескончаемым запором тролля. К тому же сплошь волосат.

Едритской силой меня, конечно, никто не называл, потому как не знали что, собственно, это такое. Но вот хмырем – так это за милую душу: хмырь то, хмырь сё, хмырь, проваливай, хмырь, получай. Так, в общем, и приклеилось – Хмырь и Хмырь. Ну и пусть. Чем, собственно, плохое имя?

Но в один из дней вышла неприятность почище имечка. Похоже, мамочке я до чертиков опостылил – да и кто в состоянии вытерпеть подобную образину, скажите на милость? В общем, уснул я, как обычно, на жесткой лавке, а проснулся уже в корзинке на болоте. Темнотища, хоть глаз выколи! Комары над головой зудят, лягушки квакают, кто-то пузыри пускает, гулко так. Отмахнулся я от комаров и из корзины голову выставил – интересно же, в самом-то деле. Ох, что тут началось! Лягушки переполошились, спящие цапли в панике заметались, закружили над болотом, сталкиваясь в воздухе, филин, пролетавший мимо, свалился, сбившись с крыла, а тот, кто булькал, зашелся неистовым чихом. А после тихо стало на болоте, будто на погосте. Похоже, нагнал я на всех нешуточного страху. Даже комары притихли, чес-слово!

Но и то неплохо. Теперь хоть выспаться спокойно можно было – никто не тронет. А утром я проснулся от ощущения чужого присутствия. И вправду, вокруг корзины кружком стояло четыре нелюдя, молчаливо поедая меня глазами. Был среди них и тот, что издавал довольно знакомые булькающие звуки. Им оказался водянистого цвета мужик с отекшей мордой и зелеными волосами, из ноздрей которого то и дело вздувались пузыри, что несколько погодя лопались, расплескиваясь по его круглой, будто полная луна, морде.

Мы долго смотрели друг на друга, потом водянистый спросил:

– Ты кто?

– Хмырь, – сказал я.

– Ха! – кхекнул тот, и остальные, только очень уж робко, поддержали его недружным «ха-ха».

– Не кусается? – осторожно ткнул в мою сторону пальцем костлявый, в лохмотьях мужичонка, вращая при этом безумными глазами.

– В глаз могу, – честно ответил я ему и добавил: – Без проблем.

– Ну, тогда другое дело! – с громадным облегчением выдохнул тот.

Так я и стал Хмырем Болотным. На работу меня определили, чтоб тунеядцем не слыл да впустую брюхо не набивал. К тому же вакансия у них была – пугало ночное. В смысле, как кому приспичит кошмаром во сне побаловаться, так я должен сломя голову мчаться. И еще кобылу выдали, чтоб везде поспевал – слепая, глухая и вечно норовит тяпнуть за пальцы, но  зато быстроногая-а. Взберешься на нее – только ветер в ушах свистит! Главное, не свалиться. Случалось пару раз, так потом за кобылой полночи пришлось гонятся: слепая-то слепая, а ужас тоже берет, как погоню за собой заслышит. Так вот и работаем…

Впрочем, грех жаловаться. Работенка, конечно, хотя так себе, но все ж с голоду не помрешь. Привык помаленьку. Даже со временем втянулся.

Но в последнее время, правда, не все адекватно реагируют на меня. Бывает, и огреют чем-нибудь с перепугу. Больнее всего тазом эмалированным. Вас никогда тазом не били? Вот то-то и оно. А искры от них, между прочим, всех цветов радуги. От швабры совсем не так.

Да что поделать – издержки профессии, так сказать. И вообще народ в корне неправильный сейчас пошел – не чета прежнему. Их ушастой образиной уже не проймешь. Им подавай что-нибудь покошмарнее, поманернее. А где я им возьму? Пробовал наряжаться в костюмчики разные, так одного до икоты довел. В смысле, тот со смеху едва ласты не двинул. 

Были еще несколько – те и вовсе каким-то а-ни-ма-тором обзывали, на утренник приглашали, деньги сулили. Обидно до соплей! Еще один и вовсе отрицать меня взялся. Я ему: «Бу!» – а он мне: «Глупости, тебя нет, ибо быть не может», – рукой махнул и на другой бок завалился дальше дрыхнуть. Ну, за что мне все это, а? Какой я после этого ночной кошмар?

Вот честное слово, возьму и уйду водяным – пузыри будут лопать и в ус не дуть. Или лешим – грибников крутить-плутить-заворачивать. На кой ляд мне философствующие разбойники сдались с тазиками и швабрами? А еще новая порода вывелась: рпг-эшники заядлые. Попал на одного, так такого страху натерпелся, пока их собственные кошмары смотрел. Нет уж, увольте! Не по мне все это. А может, и вправду, в эти самые диковинные а-ни-ма-торы податься, а?..

Во, кажись зашевелилась. Живая! Ну, пошел я. Недосуг мне тут лясы попусту точить – еще шесть вызовов, а до утра всего ничего. Главное, на рпг-эшника не нарваться или нар-ко-мана – чтоб их всех! – а остальное как-нибудь переживем. Есть еще впечатлительно-чувствительные натуры, есть! На том и держимся, дай бог им здоровья. Ну, пошли коняга. Стой! Куда? Эх, так твою раз так – опять пешком топать…