Литературный детектив. Маяковский. То, что приняли за самоубийство.

В этом году исполнилось 90 лет со дня смерти Маяковского. Считается, что он покончил с собой, хоть никто до сих пор не понял, почему. Всё чин по чину: записка, пистолет, пуля в сердце. И мне как-то довелось поспорить с приятелем на форуме, утверждавшим,  что понять события тех давних лет уже  невозможно. А почему, собственно? Ведь речь на о загадочной принцессе, погребенной в подвале полуразрушенного замка в эпоху зачаточной письменности, а о событиях всего-то прошлого века. 

Итак, с чего начнём расследование этой странной смерти? Конечно, с личности потерпевшего. Откуда же мы её узнаем? Разумеется,  из текстов поэта – ведь в них не могла не отразиться его личность. И что мы видим? Лейтмотив ранних стихов - это обида и озлобленность, ненависть к более успешным и - самолюбование. Проскальзывает  момент половой неудовлетворённости: любовь «рубликов по сто» поэту не по карману, но почему женщины не хотят ублажить его задарма? Но этот вопрос зависает в воздухе. В молодом Маяковском проступают и хамоватая грубость, которая, правда, может маскировать застенчивость, и душевная неуравновешенность, которую можно принять за поэтическую чувствительность.

Он ходит, однако, в ярко-жёлтой женской кофте – явно пытаясь привлечь к себе внимание. Тут нет ничего особенного. В те года все «мошенничали» как говорил Бунин. И все были наряжены: Андреев и Шаляпин носили поддёвки, русские рубахи на выпуск и сапоги с лаковыми голенищами, Блок - бархатную блузу и кудри, даже Толстой рядился в лапти – под мужика. 

Так что жёлтая футуристическая кофта – это мелочь. Но есть и явные странности. Наш поэт всегда и везде возил с собой резиновый тазик и постоянно тщательно мыл руки – после каждого рукопожатия. Он не подхватил бы коронавирус  А ещё  - он никогда не держал кружку в правой руке, хоть и был  правша, а пил пиво и чай слева почти со стороны ручки, а порой – через соломинку. Думаете, шизофреник? Нет. Это страх. Его отец умер от заражения крови, проколов палец скрепкой, когда сшивал бумаги. Маяковский панически боялся любой заразы.

Но странности поэта этим не исчерпываются. Он всегда, по крайней мере, в зрелости, носил с собой пистолет. Тяга к суициду? - сразу спросите вы. Да ничего подобного. По словам Маяковского, в него однажды кто-то стрелял. Поэт носил оружие для самообороны. Боялся воров и убийц. И коллекционировал пистолеты. В разных источниках приводятся разные данные, но все сходятся, что Маяковский имел браунинг, люггер и байард. Кое-где говорится, что в комнате, где оборвалась его жизнь, был целый арсенал: аж два люггера и два браунинга. А тот пистолет, из которого был произведён роковой выстрел, это маузер, подаренный Маяковскому начальником отдела ГПУ Яковом Аграновым.

Нет-нет, не возводите поклёп на ГПУ. Это на самом деле был подарок на день рождения за два года до смерти. Подарок военного – поэту революции. Маузер был самым крутым по тем временам пистолетом: патронник перед спусковым крючком, изящная рукоятка, мощное длинное дуло. Это почти карабин. Модерн! Не удивлюсь и дарственной надписи. Гэпэушного следа в деле нет, агентами ГПУ были Осип и Лиля Брики, сам Маяковский имел комнату в доме работников ГПУ, он играл с ними на бильярде и посвящал им стихи. «Мы стоим с врагом о скулу скула, и смерть стоит, ожидая жатвы. ГПУ – это нашей диктатуры кулак сжатый…» О врагах так не пишут.

Но пока у нас на одной чаше весов – панический страх заразы и боязнь нападения, на другой – слова Лили Брик: «Мысль о самоубийстве была хронической болезнью Маяковского, и, как каждая хроническая болезнь, она обострялась при неблагоприятных условиях…»

Лиля рассказывала, что однажды Маяковский позвонил ей и сказал, что стреляется. Она примчалась к нему и застала его сидящим у окна. Он сказал, что выстрелил в себя, но была осечка. Верю ли я Лиле Брик? Да, безусловно. В её рассказе нет ничего особенного. Она умная женщина, а ложь умных женщин обычно обоснована. Верю ли я Маяковскому - вот более серьёзный вопрос. Леонид Равич, поклонник поэта, рассказывал: «Маяковский остановился, залюбовался детьми, а я, будто меня кто-то дёрнул за язык, тихо процитировал его стихи: «Я люблю смотреть, как умирают дети…» Маяковский сказал: «Надо знать, почему написано, когда написано, для кого написано. Неужели вы думаете, что это правда?»

"Неужели вы думаете, что это правда?" Это ключевые слова. Почему? Потому что точно так же он мог бы сказать о любой своей строчке. Правда не имела для поэта никакого значения. Нет, он не был убеждённым лжецом. Он, боюсь, просто не знал, чем ложь отличается от правды.

Ни у одного поэта так не велик разрыв между жизнью и стихами.  Он живёт в «семье на троих» - и пишет стихи о подонках, «присосавшихся бесплатным приложением к каждой двуспальной кровати». Он кричит всем сытым в двадцать втором голодном году: «Чтоб каждый вам проглоченный глоток желудок жёг!», а на своей даче устраивает приёмы и просит домработницу наготовить «всего побольше». Славивший «молнию в электрическом утюге», он не мог сам починить не то что утюг, а даже штепсель от него. Он, с его «выше вздымайте, фонарные столбы, окровавленные туши лабазников», смертельно, панически  боялся вида крови. Любил ли он смотреть, как умирают дети? Я вас умоляю... Ему делалось дурно, когда умирали мухи на липкой бумаге. Следовательно, верить ему  стоит, и все пламенные строки, вроде: «А сердце рвётся к выстрелу, а горло бредит бритвою…», сочтем пустой риторикой.

А теперь, попробуем воссоздать его личность - по сплетням и воспоминаниям современников. Да-да, не кривитесь: сплетни – тоже источник знания.

О Маяковском много сплетничали. Его объявляли и сумасшедшим, и исписавшимся, и литературным трупом. Намекали и на худшее: одну из причин самоубийства видели в импотенции. Но едва ли это верно: он же жениться хотел. Однако в быту это был человек крайне тяжёлый и утомительный. Окружающим он запрещал быть «мещанами»: наряжаться, обзаводиться приличной мебелью, играть на гитаре, держать канареек и, вообще, отвлекаться от строительства социализма. Сам же одевался за границей, снабжал Лилю Юрьевну французскими духами и кружевными рейтузиками.

Он имел обыкновение декларировать свою силу, но, нарываясь на скандалы, пускал в ход связи, а не кулаки. Более того, встретив сильного противника, обижался, плакал и вёл себя не по-мужски. Кстати, был и казус. Его однажды… вызвали на дуэль. Один редактор журнала. Он не пришёл. Он был придирчивым педантом, занудой и истериком: скандалил по пустякам с домработницами, третировал официантов в ресторанах, судился из-за гонораров, любил писать обстоятельные жалобы.

Весь он – на контрастах. Его последняя любовь Нора Полонская пишет: «Я не помню Маяковского ровным и спокойным. Или он был искрящийся, шумный, весёлый… или мрачный и тогда молчавший подряд несколько часов. Раздражался по самым пустым поводам. Сразу делался трудным и злым».

Маяковский к тому же был мнителен, подозревал у себя туберкулёз. Брик свидетельствовала: «Володя был неврастеником. С 37-градусной температурой чувствовал себя тяжелобольным». Частые простуды, непреходящие головные боли, проблемы с зубами, точнее, с их отсутствием, заботили его до чрезвычайности. И ещё. «Володя плакал» Эта странная фраза попалась мне в воспоминаниях не менее десяти раз. И подобная слезливость тоже настораживает.

Вы можете спросить: получается, что он лжец, трус, слабак, доносчик, неврастеник и истерик. Ну а хоть что-то доброе в нём было? Конечно. Он очень любил животных, был сентиментален и раним, мог помочь — тем, кого считал «своими», и вообще, если вдуматься, был просто несчастным слабым человеком, пытавшимся выглядеть сильным и успешным. Я обращаю куда большее внимание на его пороки просто потому, что к безвременной смерти приводят, как правило, изъяны характера, а не высокие добродетели.

Ну и напоследок – о женщинах в его жизни. Конъюнктурщик и лжец в поэзии, в любви он выступает как собственник, и ревнует опять же не к Копернику, а именно к мужу Марьи Ивановны. Он влюбчив, сноб, выбирает общепризнанных красавиц, но ни одна любимая женщина ему никогда всецело не принадлежала. Женщины же, влюблявшиеся в него, быстро охладевали. Причины? Истеричность, ревность, неврастения. Полонская говорит, что он ей был противен физически. Добавлю и ещё одну монетку в любовную копилку. Он получал огромные гонорары и был советским «барином»: отдыхал в лучших пансионатах, ездил по заграницам, снимал дачи, имел домработниц и даже собственный автомобиль, едва ли не единственный в стране. И всё равно – женщины уходили.  Все его связи протекали тяжело, надрывно, оставляя горький привкус разочарования и обиды.

И последняя - тоже. Если я что-то понимаю в любви, то последняя связь поэта серьёзной вовсе не была: в феврале тысяча девятьсот двадцать девятого года Маяковский сделал в Париже предложение Татьяне Яковлевой, определённого ответа не получил, но полагал решить этот вопрос осенью. А летом этого же года сошёлся с Вероникой Полонской и требовал, чтобы она ушла от мужа. Он ухаживал за Полонской, но писал Яковлевой: «По тебе регулярно тоскую, а в последние дни даже не регулярно, а чаще», планировал на осень поездку в Париж, но Полонскую нежно называл своей «невесточкой».

Подстраховывался? Возможно, но как-то плохо. Яковлева его всерьёз даже не рассматривала. Полонская была замужем, и оставить ради него мужа и театр не хотела. Отказ её Маяковский воспринял крайне болезненно. Скандалил. Прилюдно устраивал безобразные сцены, униженно просил прощения и тут же снова оскорблял. Всё, как обычно.

Ну а теперь подходим к смерти. Думаю, если поэт решился бы на суицид, попытался бы переплюнуть ненавистного Есенина с его кровавыми чернилами в «Англэтэре»… Были бы причины. Но были ли у Маяковского причины для суицида? Говорят, он был переутомлён. Провалилась «Баня» у Мейерхольда. Без всякой помпы прошла юбилейная выставка, а из журнала «Печать и революция» изъяли его портрет. Разрыв с Яковлевой. Друзья дулись за соглашение с РАППом.

Но всё это превратилось в драму ретроспективно. Провал пьесы? Подумаешь! Нападки критиков никогда не пугали Маяковского. Вражда была способом его существования. Не пришли чинуши на выставку? Ну, не трагедия всё же. Дружки устроили обструкцию? Тоже не впервой. Знавшие его близко не видели в этих событиях ничего, чтобы могло бы заставить поэта свести счёты с жизнью. Однозначно высказался и Демьян Бедный: «Чего ему не хватало?» И это, как ни странно, тоже ключевая фраза. Из таких уст? Именно. Демьян не отягощён симпатией к Маяковскому, но именно поэтому над ним не довлел трагизм ситуации. Он видел то, что было.

Маяковского в этот период волновала Вероника Полонская. Яковлева потеряна, а он хотел семьи. Он говорил Якобсону: «Хорошая любовь может меня спасти». Он ухаживает за Полонской так же, как ухаживал за Брик – с истериками, сценами ревности, угрозами застрелиться. Двенадцатого апреля он пишет прощальную записку:

«Москва. 12 апреля 1930 года. Всем. В том, что умираю, не вините никого и, пожалуйста, не сплетничайте. Покойник этого ужасно не любил. Мама, сёстры и товарищи, простите – это не способ (другим не советую), но у меня выходов нет. Лиля, – люби меня. Товарищ правительство, моя семья – это Лиля Брик, мама, сёстры и Вероника Витольдовна Полонская. Если ты устроишь им сносную жизнь – спасибо. Начатые стихи отдайте Брикам, они разберутся.

«Как говорят – «инцидент исперчен».

Любовная лодка разбилась о быт.

Я с жизнью в расчёте

и не к чему перечень

взаимных болей,

бед

и обид...»

Счастливо оставаться. Владимир Маяковский. Товарищи Вапповцы, не считайте меня малодушным. Серьёзно – ничего не поделаешь. Привет. Ермилову скажите, что жаль – снял лозунг, надо бы доругаться»

Задумаемся. Что тут странного? Дата двухдневной давности? Ведь было уже четырнадцатое. Высокопарное обращение к правительству? Включение в состав семьи Брик и Полонской одновременно? Старые, наскоро переделанные стихи? Нелепые сожаления о каких-то снятых лозунгах?

Демьян Бедный снова не ошибся, сказав о «жуткой незначительности предсмертного письма».

Но есть и иное, раньше никем незамеченное. Это письмо не просто «жутко незначительно». Оно несерьёзно. «Привет…» «Счастливо оставаться…» «Ничего не поделаешь…» Оно легкомысленно и беспечно. Это письмо бабочки-однодневки или глупенького тинэйджера. Но Маяковский не был ни легкомысленным, ни беспечным. Это был «тяжёлый человек» – и подлинная записка о смерти обязательно отразила бы эту тяжесть его натуры.

Нет-нет, писал, конечно, он. Экспертиза подтвердила его почерк. Однако написано это так же, как его знаменитое: «Я люблю смотреть, как умирают дети…» «Неужели вы думаете, что это правда?»

 Да, письмо - неправда. Это написано, чтобы надавить на Полонскую, как давил он когда-то на Лилю, навешивая ей на уши лапшу о самоубийстве. Ведь только Дон-Жуан для каждой новой пассии избирает новый способ обольщения. Маяковский – не Дон-Жуан и действует по одной и той же схеме. Всё это не всерьёз.

–И пулю в сердце он тоже пустил не всерьёз?– спросите вы.

Не торопитесь. Пока отметим, что написавший эту несерьёзную записку явно не собирался умирать. Что же произошло?

Лиля Брик говорит: «Он два раза стрелялся, оставив по одной пуле в револьверной обойме». Конечно, она слышала это от него самого, но тут верно то, что для гусарской рулетки в револьверную обойму вставляют один патрон и вращают барабан. Пуля может оказаться в стволе, а может — не оказаться. Шанс – один к пяти. Но…

Но… у Маяковского никогда не было револьверов! Ни смит-и-вессона, ни нагана. Только пистолеты: люггер, байард, браунинг, маузер, а в них патронник плоский, зигзагообразная пружина продвигает патроны к стволу, а верхняя - направляет их в дуло. С пистолетом в рулетку не сыграешь. И абсолютно бессмысленно заряжать пистолет одним патроном, надеясь на осечку, если вы зарядили пистолет и передёрнули затвор  — патрон всё равно окажется в стволе, разве что его перекосит или заклинит. Тогда почему же, имея целый арсенал патронов, он, готовясь к смерти, не вставил в патронник все шесть патронов? Почему в материалах дела упоминается, что он зарядил маузер именно одним патроном?

Ещё не поняли? То-то и оно, что ничего он не зарядил! Они были хорошей парой: она - актриса, и он тоже… любил покривляться. Готовясь к разговору с Полонской, Маяковский загодя разрядил маузер. Вынул все патроны.

Но знал ли он, что, разряжая обойму, надо обязательно вынуть патроны не только из патронника, но и из ствола, так как один патрон в заряженном пистолете неизбежно попадает туда? Ведь порой патрон в стволе забывают даже кадровые военные! Голова же поэта была занята любовными разборками, до того ли ему было? К тому же технически поэт был абсолютно безграмотен. Он вынул обойму – и счёл себя в безопасности.

В итоге, картина происшедшего проясняется на глазах: наш поэт пишет глупейшую записку с целью шантажа своей пассии, два дня подряд машет перед её носом этой бумажкой и разряженным, как он уверен, пистолетом. Он же вынул все патроны! Но Нора всё равно пытается уйти.

Он же приставляет маузер к сердцу, уверенный, что будет осечка... и театрально нажимает на курок. Гремит выстрел. И вспомните, Полонская говорила на следствии, что бросилась к Маяковскому, он был ещё жив и даже пытался подняться и что-то прокричать. Что? Почему он, со смертельной раной в сердце, пытается подняться? Не потому ли, что был в ужасе от случившегося? Ведь его перекошенный мукой рот так и замер в крике – страшном, последнем, когда уже ничего нельзя было объяснить и исправить...

Некоторые скажут, что Полонская услышала звук выстрела за дверью. Это чушь. Не забудьте, она актриса. Её, замужнюю женщину, могут застать наедине не просто с посторонним мужчиной, но с трупом! Зачем это ей? Увидев его упавшим, она, конечно, кинулась к нему, потом, поняв, что помочь нельзя, в ужасе выскочила за дверь, сделав вид, что там и была во время выстрела. И как бы она увидела, что он пытался подняться, если была за дверью? Шевелиться с таким ранением он мог не больше минуты. Ей ничего не оставалось, как сыграть невинность. И она сыграла блестяще, сумев убедить следствие, что была с ним в «платонических отношениях», «забыв» о беременности от него.

Впрочем, её показания особого значения на самом деле и не имели: записка о смерти лежала на столе, и она могильной плитой прикрыла все несуразности этой нелепой смерти. Когда вместо ожидаемой Маяковским осечки из дула вылетел забытый им там патрон, всё перевернулось, и всегдашняя ложь этого человека впервые стала мистической, инфернальной правдой.

Мгновение - и задуманный им театральный спектакль превратился в дурную трагедию смерти, одна из обычных пустых связей обернулась «последней любовью поэта», а написанная им смешная бумажка обрела высокий статус «предсмертного письма»...

Дурная мистика, ей-богу.

___________________________________

ПыСы. На картинке не тот маузер...)))