Один монолог читателю на раздумье

(не факт, что войдёт в роман, мысль интересна сама по себе) 

Пять плавных морщин, очень похожих на следы, что при лёгком ветре оставляют на песке волны, появились на лбу Эрика, завидительствовали удивление от сказанной Иттой глупости и сразу исчезли.

- Знаешь, - коротко выдохнув через нос, сказал он так, словно таки  смог собрать все свое скудное терпение и не рассыпаться на эмоции, - иной раз мне кажется, ты добра и великодушна лишь потому, что хочешь, чтобы и к тебе относились с тем же расположением. Это, конечно, уже неплохо. Но чего-то тут явно не хватает. Я знаю, почему говорю это. Сам такой. Я много думал, что со мной не так. И понял. Самоотдача, детка. В ней все дело. С одной стороны, вроде все нормально. Но это только на первый взгляд. Ни ты, ни я не способны как следует жертвовать, не получая ничего взамен. А он способен. И прежде, чем ты возразишь мне, так, как всегда это делаешь - вспыхнув, покраснев и став ещё прекраснее, я попрошу тебя - не горячись. Сейчас не время. Взвесь все, как следует. И тогда тебе хватит мужества это признать.

Он торопливо затянулся. Искры вылетели из трубки прямо на тулуп. Эрик быстро махнул рукой, скинул крошечные огоньки в снег, где они тотчас угасли, и продолжил:

- Молчишь? Значит, понимаешь. Ты все понимаешь, я знаю. Так бывает. Частное и великое сталкиваются именно тогда, когда не ждёшь, и именно тогда, когда нельзя, никак нельзя пройти мимо. Эмиль мыслит благородно, он порядочный человек и любит тебя одну, но он должен это сделать. Как бы тебе это было не по душе. И он ничего за это не получит, кроме твоего презрения, а мог бы получить поддержку. Но ты не сможешь переступить через себя. Я знаю это. Вот и вся правда, раз уж ты хотела начистоту. Смирись и поплачь в моё плечо. Я не против.

Он мягко, но крепко обнял её. И если бы Итта не была так погружена в своё горе, она бы заметила, что пять морщинок вернулись на лоб её друга, но теперь они выражали печаль. Она даже заметила бы слезы, не частые гости в глазах Эрика.  

Итта тоже заплакала. Горько, но недолго. Ужас, вцепивщийся в её душу, внезапно ослабил хватку. Эгоизм, о котором так пространно рассуждал Эрик, встал в стороне. Теперь она могла рассмотреть его, признать, принять и подумать, достаточно ли в ней самой великодушия, чтобы простить судьбу за такой жестокий трюк. И даже если великодушия не достаточно, его придется раздобыть во что бы то ни стало, потому что Эрик прав - Эмиль должен спасти их всех даже такой страшной ценой - ценой их любви и верности.