Записки бывалого рыбака - 3. Марийский край. Первый голавль

Автор: Елена Зыр

(Записано от первого лица со слов бывалого рыболова)

Есть на карте Республики Марий Эл тоненькая синяя жилка – речка Тапшерка, названная по имени старинной деревни Тапшер, вблизи которой она протекает. Течет речка строго с запада на восток, изгибаясь только для того, чтобы обогнуть какой-нибудь бугор.

На таком месте частенько образуется омуток – манящая синеватой глубиной ямка, окруженная остролистыми кустами тальника и зарослями крапивы. На поверхность омутка только в самый жаркий летний полдень падает рассеянный листвой деревьев и кустов солнечный свет, поэтому вода в речке холодна и замечательно хороша на вкус. Влево и вправо от речки раскинулись поля и пастбища до горизонта – настоящее марийское раздолье, зато пойма заросла ивняком и ольшанником так, что с длинными снастями не сразу и подберешься к воде. Есть в Тапшерке пескари, подусты, гольяны, которых все здесь зовут гольцами. Вот за этой-то рыбьей братией мы, мальчишки, и охотились со своей нехитрой снастью – березовыми хлыстами-удочками и наметами.

Подусты:

О намете стоит рассказать отдельно. Для намета долгой марийской зимой вяжется сетка – конус, сходящийся на нет. Ячейка в расчете на местную рыбешку делается не больше сантиметра. Эту работу особенно любил мой дед, продавший, а больше того подаривший немало наметов за свою долгую жизнь. Затем сетка-конус насаживается своей открытой стороной на метровую палку, называемую разлукой. Посередине разлуки продолблено квадратное отверстие, куда вставляется конец трех-четырехметрового шеста. По открытой стороне сетки продергивается тонкая бечевка, концы которой завязывают вокруг гвоздя, вбитого в шест на расстоянии около метра от разлуки. Получается большой треугольный сачок, нижняя сторона которого образована разлукой, а один из углов треугольника направлен вверх.

Наметом можно ловить и внакидку, занося снасть с берега и протаскивая на себя, но интереснее всего, азартнее выходит ловля с боталом, для которой требуются как минимум два человека. Один, потихоньку подойдя к омутку, ставит ниже его по течению намет, уперев разлуку в дно так, чтобы перекрыть всю ширину речки, которая редко бывает шире пары метров. Его напарник с боталом обрушивается сверху омутка, производя как можно больший шум, и гонит рыбу вниз, в намет. Иные при этом входят в такой азарт, лупя боталом по воде и корягам, что сами чуть ли не ныряют в намет, валя в воду ловца. Его же главная задача – вовремя поднять из воды разлуку, тогда все, что попало в сетку – рыба, раки, коряги, обломанные ботальщиком, ракушки – останется в мотне и уже никуда не денется. Тащи потом намет на берег и разбирай добычу. Иногда перед ботаньем специально мутят воду, чтобы рыба вернее шла в сетку, вместо ботала – шеста с деревянной болванкой на конце – применяют хоркало – жестяную воронку, делающую звук более гулким.

Ловля наметом чем-то схожа с охотой – так же азартна, увлекательна, не всегда добычлива, но тяжела. За день рыбачки полазят по береговым джунглям, пожгутся крапивой, вымокнут и замерзнут от родниковой речной водички, но задор и веселье не растеряют. Самым маленьким ребятишкам отводится почетная и ответственная роль носильщика мешочка с рыбой, когда-то и я так начинал постигать рыбацкую науку. Подростком любил ботать и, бывало, добивался в этом деле успехов – вся живность влетала в намет, который держал дед или старшие братья.

Однажды мы, трое братьев, отправились на ловлю по речке ниже деревни. Подойдя к речному обрыву и не успев расправить снасти, братья мои увидели картину, от которой перехватило дух и забилось рыбацкое сердце: у самой поверхности воды прогуливались два здоровенных лобастых голавля, лениво собирая упавших насекомых. К моему приходу голавлей и след простыл – хитрая рыба, увидев на обрыве людей, залегла где-то в сумеречных глубинах омута. Лихорадочно расправив снасти, мы принялись с упорством фанатиков облавливать этот и все нижние омута, загоняя рыбу в намет. Но увы! Хорошо попадалась обычная мелочь: пескари, гольцы, окуни, пара огромных, длиной с ладошку, пятнисто-мраморных усачей. В другой раз мы бы ликовали от такой добычи, но сейчас это было не то! Упущенные голавли, которых вообще трудно загнать в намет – забивается хитрая рыба в норы, под коряги и не реагирует на шум – никак не давали мне покоя. Подумав и вспомнив все известные из литературы способы ловли голавлей, я решил сделать поставушки – двухметровый неошкуренный хлыст с парой метров лески и крючком на конце. Наловив десяток самых жирных кузнечиков-кобылок, мы наживили ими поставушки и расставили снасти по омуткам, оставив на ночь.

На следующее утро, хорошо выспавшись и не надеясь особо на успех, поехали мы с младшим братом Володей проверять наши снасти. Первая же поставушка оказалась зацепленной за нависший в воду ивовый куст. Жаркий июльский день был в разгаре, поэтому я уступил Вовкиным мольбам и полез в студеную речную воду, едва доходившую мне до груди в самом глубоком месте. Подняв ветки, я отпрянул от неожиданности: куст затрясся, а на леске поставушки заходила сильная рыба. Я успел заметить лишь мелькнувшие алые плавники и широкий черный хвост, когда выкинул на обрыв толстоспинную рыбу. Там, наверху, Вовка визжал от восторга – живого голавля он видел впервые, как впрочем и я. В рыбине было больше полкило веса и она казалась нереально, удивительно красивой: отливающая золотом крупная чешуя, большой, хищно раскрытый рот, рубиново-красные плавники. Самолично насадив голавля на кукан, Вовка гордо нес рыбу, выставив на обозрение всей деревне. Даже в завяленном виде мы показывали голавля всем знакомым мальчишкам, и те умирали от зависти...

Много речной воды утекло с того дня, но навсегда запомнился мне тот первый голавль. Всегда потом стремился я поймать эту красивую, стремительную рыбу и радовался почти как в первый раз, если это удавалось.