Балы и маскарады в России при Екатерине II

             Первый  бал в России устроил Лжедмитрий I: на его свадебном пиру играл оркестр Станислава Мнишка, а после трапезы гости танцевали. Но традиция не прижилась. 

              Доктор исторических наук, профессор Оксана Захарова в исследовании «История бального церемониала в России», вошедшего в сборник «История балов императорской России», объясняет: «Уже само проведение самозванцем невиданных до этого при русском дворе церемониалов было вызовом обществу». 

              Балы, или ассамблеи, Петру I пришлось вводить административным способом. Царь максимально упростил задачу, указ от 1718 года специально оговаривал: «Хозяин не обязан ни встречать, ни провожать гостей или чему-либо для них беспокоиться; но должен иметь, на чем их посадить, чем их подчевать и чем осветить комнаты…». Сейчас мы сочли бы такое поведение человека, к которому пришли в гости, очень невежливым — но Петр так понимал «европейское обхождение»...

                Императрица Екатерина Великая особенно любила маскарады. Кроме больших балов и приемов, в Эрмитаже маскарады давались при дворе каждую пятницу в особых залах для дворянства (в галерее) и для купечества. На этих балах собирались нередко около пятисот масок.

Роскошь эрмитажных праздников, по словам современников, напоминала нередко волшебные сказки. На знаменитом празднике «Азора, африканского дворянина», данном императрицей в честь рождения первого внука, в залах дворца были изображены громадные вензеля, буква «А» (Александр) из настоящих бриллиантов и жемчугов. Не следует полагать, что маскарады были настолько популярны в высшем обществе, что вытеснили другие празднества, в том числе и балы. При дворе бал устраивался каждое воскресенье. Интересным представляется замечание Л. Энгельгардта о том, что императрица следовала па празднество в таком же сопровождении, как и в церковь. Перед входом в зал Екатерине Алексеевне представлялись и целовали руку дамы.

Бал открывался менуэтом: великий князь с великой княгиней, за ними — придворные и офицеры гвардии в званиях не ниже полковника. Наиболее распространенными танцами были «польские» и контрадансы. «Дамы должны были быть в русских платьях, то есть особливого покроя парадных платьях, а для уменьшения роскоши был род женских мундиров по цветам, назначенным для губерний. Кавалеры все должны были быть в башмаках. Все дворянство имело право быть на оных балах, не исключая унтер-офицеров гвардии, только в дворянских мундирах». Императрица садилась играть в карты с заранее выбранными партнерами, которых приглашали камер-пажи. Великий князь тоже играл, но за отдельным столом. Примерно через два часа музыка затихала. Государыня откланивалась и покидала бал, а после нее спешили разъехаться все приглашенные. Великий князь Павел Петрович давал балы по понедельникам в Петербурге, а по субботам — на Каменном острове. Придворный лакей развозил личные приглашения великого князя. Помимо этого, каждый полк гвардии отправлял на праздник по два офицера.

Несмотря на все великолепие балов императорского двора, праздники вельмож того времени зачастую не уступали последним. Причем не только балы, но и семейные вечера отличались роскошью и торжественностью. «Образ жизни вельмож был гостеприимный, по мере богатства и звания занимаемого; почти у всех были обеденные столы для их знакомых и подчиненных; люди праздные, ведущие холостую жизнь, затруднялись только избранием, у кого обедать или проводить с приятностью вечер».

Апогея своего блеска достиг российский двор при Екатерине II. Роскошь, царившая при дворе, служила заразительным примером для столичного общества. Все высшее общество увлекалось театром, и молодежь охотно устраивала домашние спектакли. Образовывались целые группы великосветских любителей; известны театры княгини Долгоруковой, графини Головниной, в доме Апраксиных. С постройкой здания Благородного собрания Москва прославится своими балами по всей России. Каждый год накануне Рождества помещики соседних с Московской губерний со своими семействами отправлялись из деревень в Москву в сопровождении длинных обозов с поросятами, гусями, курами, крупою, мукою и маслом. Замоскворечье гостеприимно встречало долгожданных хозяев неприхотливо убранных, заросших садами домов, владельцы которых не стремились к тесному общению с соседями, если не принадлежали к одной губернии.

По четвергам все соединялись в большом кругу Благородного собрания: «Тут увидят они статс-дам с портретами, фрейлин с вензелями, а сколько лент, сколько крестов, сколько богатых одежд и алмазов. Есть про что девять месяцев рассказывать в уезде! И все это с удивлением, без зависти: недосягаемою для них высотою знати они любовались, как путешественник блестящей вершиной Эльбруса».

Московские праздники 1787 года, когда Россия отмечала двадцатипятилетие восшествия императрицы на престол, надолго остались в памяти современников. Бал в собрании превзошел все ожидания. Вот воспоминания Е.П. Яньковой: «Бал был самый блестящий и такой парадный, каких в теперешнее время и быть не может: дамы и девицы все в платьях или золотых и серебряных, или шитых золотом, серебром, камений на всех премножество; и мужчины тоже в шитых кафтанах с кружевами, с каменьями. Пускали в собрание по билетам самое лучшее общество; но было много. Императрица тоже была в серебряном платье, невелика ростом, но так величественна и вместе милостива ко всем, что и представить себе трудно».

От двора не отставали и вельможи. Маскарады Нарышкина и приемы графа Шереметева поражали своим великолепием.

      Поразить людей того времени чем-либо было непросто.

Тем примечательнее праздник светлейшего князя Потемкина, который он устроил в честь Екатерины Великой в Таврическом дворце. Тысячи художников несколько недель занимались подготовкой торжества, офицерам было поручено развезти три тысячи пригласительных билетов. К 9 мая все было готово. После представления в театре Потемкин предложил императорской фамилии последовать в Зимний сад.

Описание его столь фантастично, что стоит привести воспоминание очевидца этих событий: «Зеленеющий дерновый скат вел дорогою, обсаженною цветущими померанцевыми деревьями. Там видимы были лесочки, по окружающим которые решеткам обвивались розы и жасмины, наполняющие воздух благовонием. В кустарниках видимы были гнезда соловьев и других поющих птиц. <…> Печи, которых для зимнего сего сада потребно было немало, скрыты были за множеством зеркал, одинаковой величины и цены чрезвычайной. На дорожках сего сада и на малых дерновых холмочках видимы были на мраморных подножиях вазы из того же камня, но другого цвета <…>. В траве стояли великие из лучшего стекла шары, наполненные водой, в которых плавали золотые и серебряные рыбки».

Посредине сада возвышался храм, купол которого опирался на восемь столпов из белого мрамора. Ступени из серого мрамора вели их к своеобразному жертвеннику, служившему подножием к высеченной из белого мрамора фигуре императрицы, держащей рог изобилия, из которого сыпались орденские кресты и деньги. На жертвеннике имелась надпись: «Матери отечества и моей благодетельнице». За храмом находилась беседка, внутренние стены которой состояли из зеркал. В день праздника внешние решетки были украшены лампадами в форме яблок, груш и виноградных гроздьев. Все окна сада в день праздника были закрыты искусственными пальмовыми и померанцевыми деревьями, листья и плоды которых также представляли лампады. В различных частях сада находились светильники в форме дынь, арбузов, ананасов и винограда. Между храмом и беседкой находилась зеркальная пирамида, на верху которой блистало имя императрицы. Рядом стояли другие, меньшие по размеру пирамиды, на которых фиолетовыми и зелеными огнями горели вензеля наследника престола, его супруги и обоих великих князей. Современники указывали, что всего в этот вечер дворец освещали 20 тысяч восковых свечей и 140 тысяч лампад. Когда начался бал, императрица и великая княгиня сели играть в карты до половины двенадцатого ночи. Во время ужина, накрытого в театральном зале, все столы были освещены шарами из белого и цветного стекла, в других гостиных дворца были сервированы столы посудой из лучшего серебра и фарфора. Официанты, одетые в придворные ливреи и ливреи Потемкина, разносили изысканные угощения гостям. После ужина последовал бал, продолжавшийся до самого утра.

С течением времени потемкинский праздник станет своеобразным эталоном, которому многие будут подражать, но, как говорили современники, повторить подобное волшебство не удалось. Первый бал наследника Павла Петровича состоялся 11 декабря 1765 года. «Сегодня у его В-ва первый бал; прежде никогда еще не бывало. Одевшись, читал государь цесаревич с Его Преподобием о. Платоном Св. Писание; потом изволил пройтись в церковь. Возвратясь из церкви, сел кушать. После обеда, часу в шестом, съехались званые на бал. Открыть бал изволил его В-во с фрейлиной А.А. Хитровой. Танцовали в том покое, где на часах стоят Кавалергарды, потому что на половине его В-ва нет ни одной для того довольно просторной комнаты. В начале десятаго часу бал кончился; все разъехались, и государь цесаревич сел кушать. Весьма был доволен сегоднашним вечером; танцовал и говорил очень много со своей любезной…» — вспоминал воспитатель наследника С. Порошин. Прошло две недели, и 25 декабря, на Рождество, Павел Петрович был приглашен к императрице, у которой к шести часам собрались все фрейлины и множество кавалеров. После разнообразных игр начались танцы, сначала русский, затем польский, менуэты и контрадансы.

В это время из внутренних покоев императрицы вышли семь дам в очаровательных нарядах — на них были кофты, юбки, чепчики, лишь на голове одной из них косынка. Каково же было удивление собравшихся, когда таинственные незнакомки оказались: Г.Г. Орлов; камергер А.С. Строганов; камергер граф Н.А. Головин; камергер П.Б. Пасик; шталмейстер Л.А. Нарышкин; камер-юнкер М.Е. Баскаков; камер-юнкер князь A.M. Белосельский, чью голову и украшала упомянутая косынка. А что же наследник? «С Его В-ва пот почти капал: столь искренне принимал он в сих забавах участие!» Но жизнь вносит свои перемены в характер и образ мыслей человека. Через несколько десятилетий император Павел Петрович объявит жесточайшую войну круглым шляпам, запретит «вальсовать», или, как говорилось в полицейском предписании, «употребление пляски, называемой вальсеном».

В соответствии с романтическими идеалами эпохи выбрасывается лозунг «танец должен иметь душу, выражать неподдельную страсть, подражать естественности природы». Наступала эпоха вальса. Одно из первых упоминаний вальса в художественной литературе дал Гёте в романе «Страдания юного Вертера». В письме к другу Вертер рассказывает о знакомстве с Шарлоттой и о том, как во время загородного бала они танцевали менуэт, англез, контрданс и, наконец, вальс. «Танец начался, и мы некоторое время с увлечением выделывали разнообразные фигуры. Как изящн о, как легко скользила она! Когда же все пары закружились в вальсе, поднялась сутолока, потому что мало кто умеет вальсировать. Мы благоразумно подождали, чтобы наплясались остальные, и, когда самые неумелые очистили место, вступили мы еще с одной парой… Никогда еще не двигался я так свободно. Я не чувствовал собственного тела. Подумай, Вильгельм, — держать в своих объятиях прелестнейшую девушку, точно вихрь носиться с ней, ничего не видя вокруг…» В 1791 году «в Берлине мода на вальс и только на вальс».

В 1790 году вальс через Страсбург попадает во Францию. Один из французских писателей недоумевал: «Я понимаю, почему матери любят вальс, но как они разрешают танцевать его своим дочерям?!»

В первое десятилетие XIX века в Вене запрещалось вальсировать более десяти минут. Автор статьи в газете «Таймс» возмущен тем, что в программе Королевского бала 1816 года оказался этот «чувственный и непристойный танец». Запрет на вальс на балах во дворцах немецких кайзеров снял лишь Вильгельм II при вступлении на престол в 1888 году. Движения вальса считались непристойными, унижающими достоинство женщины. Вальс наносил своеобразный удар но кодексу рыцарской чести, составлявшему основу придворного этикета.

Бальный дресс-код

Бал имеет свой церемониал и правила поведения, что делает его таким величественным и роскошным. Всё это позволяло сохранить изысканность и привлекательность.

Было принято приходить на бал одетыми парадно. Кавалеры - во фрачной паре, смокинге или костюме (в зависимости от конкретных требований и условий), белой рубашке и жилетке. Кстати, фраки были разных цветов, лишь к концу 30-х годов XIX века утвердилась мода на чёрный цвет.

Обязательным предметом туалета кавалеров были белые перчатки. Штатские носили лайковые, а военные – замшевые перчатки.
Причем, по правилам дама имела полное право отказать кавалеру без перчаток. Поэтому лучше было прийти на бал в чёрных перчатках, чем без перчаток вообще.

Костюмы штатских кавалеров мало зависели от моды и их рекомендовалось шить в классических формах.

Военные приходили в парадных мундирах соответствующих их полкам.

На бал кавалеры приходили в ботинках. Бальные ботинки надевали и военные и лишь уланам дозволялось бывать в сапогах. Наличие шпор не одобрялось. Дело в том, что шпоры во время танца рвали платья. Но некоторые уланы нарушали это правило ради щегольства.

Дамы и девушки одевались в платья соответственно моде. Как правило, платье шилось на один бал и лишь в крайних случаях использовались дважды.

Дамы могли выбирать любой цвет для платья, если он не был оговорён особо. Например, в 24 января 1888 года в С.-Петербурге проводился изумрудный бал, на котором все присутствующие были одеты в соответствующий цвет.

Для девушек платья шились белого цвета или пастельных тонов - голубого, розового и айвори, то есть, цвета "слоновой кости".

К платью подбирались перчатки в тон платья или белые. Кстати, надевать кольца поверх перчаток считалось плохим тоном.

Дамы могли украсить себя головным убором.

Девушкам рекомендовалась скромная причёска. Но в любом случае, шея должна была быть открыта.

Покрой бальных платьев зависел от моды, но одно оставалось в нём неизменным - открытые шея и плечи.

При таком покрое платья ни дама, ни девушка не могли появиться в свете без ювелирных украшений по шее - цепочки с кулоном или колье. То есть, что-либо нужно было надеть обязательно.

Украшения дам могли быть любыми - главное, чтобы они были подобраны со вкусом. Девушкам следовало появляться на балах с минимальным количеством украшений, например, с подвеской на шее или скромным браслетиком.

Важной составляющей дамского бального костюма являлся веер, служивший не столько для создания свежего дуновения, сколько в качестве языка общения, ныне почти утраченного.

Оправляясь на бал, дама брала с собой бальную книжечку – карне или агенд – куда, напротив списка танцев, вписывала имена кавалеров, желающих танцевать с ней тот или иной танец. Иногда вместо агенда могла использоваться обратная сторона веера. Считалось излишним кокетством хвастаться своим заполненным агендом, особенно перед теми дамами, которые бывали мало приглашены.

Правила поведения на балу

Приняв приглашение приехать на бал, каждый брал на себя, тем самым, обязательство танцевать. Отказываться от участия в танцах, а также выказывать недовольство или дать понять партнеру, что танцуешь с ним лишь по необходимости, считалось признаком дурного тона. И наоборот, признаком хорошего воспитания на балу считалось танцевать с удовольствием и без принуждения вне зависимости от партнера и его талантов.

На балу, более чем на любом другом светском мероприятии, уместно веселое и любезное выражение лица. Показывать на балу, что вы не в духе или чем-то недовольны, неуместно и невежливо по отношению к веселящимся.
Заводить разговоры со знакомыми, прежде чем отдать дань уважения хозяевам, считалось неприличным. В то же время, не поприветствовать знакомых (хотя бы кивком головы) было также неприемлемо.

На балах действовала особая культура приглашения на танец. Допускалось приглашение на танец заранее, как до самого бала, так и на балу. При этом считалось неучтивым, если дама прибывала на бал, пообещав заранее больше трёх первых танцев.

В бальной зале за порядком и танцами следит распорядитель бала.
Во время бала кавалеры должны следить за комфортом и удобством дам: приносить напитки, предлагать помощь. Кавалер должен был следить за тем, чтобы его дама не скучала.
Разговоры на балу, несомненно, допустимы. При этом не рекомендуется затрагивать сложные и серьезные темы, а также собирать вокруг себя большую компанию.

На балах не уместно шутовство. Даже кавалерам, имеющим слишком веселый нрав, рекомендуется вести себя на балу с достоинством. Ссоры и размолвки между кавалерами крайне не приветствуются во время бала, но если разногласия возникли, то разрешать их рекомендуется за пределами танцевального зала. Дамы являются главным украшением любого бала. Посему им подобает вести себя приветливо и мило. Громкий смех, злословие, дурной юмор могут вызвать неодобрение приличного общества. Поведение дам на балу должно отличаться скромностью, выражение крайней симпатии какому-либо кавалеру может породить осуждение.

Более всего неуместны на балу любые проявления ревности как со стороны дам, так и со стороны кавалеров. С другой стороны, нескромные взгляды и вызывающее поведение, провоцирующее других участников бала, также недопустимо.

Танцы

Согласно правилам, кавалер начинал приглашения на танцы с хозяйки дома, далее шли все её родственницы, а уж потом наступала очередь танцевать со своими знакомыми дамами.

В начале XIX века бал открывался полонезом, где в первой паре шёл хозяин с наиболее почётной гостьей, во второй паре – хозяйка с наипочетнейшим гостем.
В конце XIX столетия бал начинался вальсом, но придворные, детские и купеческие балы открывались величественным полонезом.

На протяжении XIX столетия изменялось количество танцев, которые кавалер мог танцевать с одной дамой на протяжении бала. Так в начале века это число равнялось одному, а уже в 1880-х дозволялось два-три танца, не следующих друг за другом подряд. Более трёх танцев могли танцевать только жених и невеста. Если кавалер настаивал на большем, чем положено, количестве танцев – дама отказывала, не желая себя компрометировать.

Во время танца кавалер развлекал даму лёгким светским разговором, дама же отвечала скромно и немногословно.
В обязанности кавалера также входило предотвращать столкновения с другими парами и не допускать падения своей дамы.

По окончании танца кавалер осведомлялся у дамы, куда отвести её: в буфет или же к месту, откуда он её взял. Обменявшись взаимными поклонами, кавалер либо удалялся, либо мог остаться рядом с дамой и некоторое время продолжать разговор.

Как правило, после мазурки кавалер вёл даму к столу на ужин, где можно было пообщаться и даже признаться в любви.
Ужинали все в боковых гостиных, за небольшими столиками.
Кроме того, на балах всегда был открыт буфет с разными яствами, шампанским, большим выбором горячительных и прохладительных напитков.

В начале века бал заканчивался котильоном или греческим танцем, а со второй половины XIX века завершал программу бала, как правило, вальс.
Гости могли уезжать когда им угодно, не акцентируя внимания на своём уходе – но в течение последующих нескольких дней приглашённый наносил хозяевам благодарственный визит.