Нанохулиганство

(Ты понимаешь, уже надо х***ить, а он все сопротивляется и сопротивляется, гоношит и мешает всем. Добивается ответа, зачем все это и какова конечная цель. Конечная цель! Я уже з***ался защищать его перед альфачами) 

Сигарета издала шипение, на конце нарос слоистый столбик пепла. Сова с пылающими перьями на спине выдохнула струю дыма.

— Миша, — начала она. — Шел медведь по лесу, видит: горящая машина стоит. 

(И че?) 

— Ну что, сел в нее и сгорел. Ничего не напоминает? 

(Обоснуй)

— Чем дольше ты будешь за него вписываться, тем больнее ему будет, когда ты это прекратишь. Сейчас ты даешь ему ложную надежду, что он прав, и вы два объективных Д'Артаньяна в море корпоративных прилипал. Но когда ситуация эскалируется до того, что тебе придется сделать шаг в сторону, чтобы спасти свое положение — а она эскалируется, — на него обрушится одновременно и переживание твоего предательства, и подозрение в своей неправоте. А это очень больно. 

(Ой, да ладно)

— Конечно, больно. Он изо всех сил зажмуривается и отказывается видеть правду, а ему насильно вскрывают веки. Тут любой озвереет.

(И что мне тогда делать?)

Сова ткнула сигаретой в моем направлении. 

— Придерживайся чего-то вроде дистанционной лояльности. Поддерживай, но не вписывайся. 

(Мишки, станьте ежиками, грустно пошутил я)

— Все мы когда-то были мишками. Или горящей машиной в лесу. 

(И что, ты силой воли заставил себя перестать гореть?)

Сова посмотрела на меня как на идиота. 

— Я обугленный остов того медведя, Миш.  

(А может, неопалимая купина?)

— Вали отсюда, льстец.

Я вышел на крыльцо теремка и потянулся. В лесу глухо каркнула ворона. Похоже, дело идет к снегу.