Страсть к познанию и воля к наказанию (Рецензия на рассказ Julian-gnostik)

Страсть к познанию и воля к наказанию

(Рецензия на рассказ Julian-gnostik «Путешествие в Страну мертвых» (https://author.today/work/66175)

Жанр рассказа Julian-gnostik «Путешествие в Страну мертвых» заявлен как фэнтези, но можно его определить и как фантастику. Технологии примерно нашего времени в археологических изысканиях на дне Саргассова моря столкнулись с памятником древней цивилизации (атлантов), включая незаметное аппаратурным путём устройство телепортации – основа рассказа техногенна, как ни крути, а гуманитарная составляющая находится в подчинённом положении.

Способ написания.

Стиль – публицистически-репортажный. Все события даны либо во внешнем описании, либо в диалоге (или монологе), самую малость – в мыслях героя, оставленных при себе. Диалоги нарочито лишены референций, позволяющих увидеть говорящих. Только речения с их смыслами, полный минимализм, информация о событиях без выраженной эмоциональной оценочности.

Сюжет – попаданческий. Наш герой, учёный Александр Насонов спускается в обнаруженную на дне стеклянную пирамиду древней цивилизации и через тамошний портал переносится в иной мир, где выступает, по сути, экскурсантом. Главная его задача в случившемся контакте, решаемая им мимоходом – понять древний язык. Предстоящая функция – посредничество между мирами. Но кажется, в этом посредничестве герой усматривает скорее свой крест, вынужденную задачу экологического плана, но не бездну крутых возможностей.

В остальном он наблюдатель, занявший позицию невмешательства. (разумная позиция в том смысле, чтобы не наломать дров). Его кратко знакомят с бытом и историей сообщества  перенёсшихся на иную планету атлантов. Рассказывают о проблемах, показывают кой-какие методы их решения – по сути, примитивные репрессии, адресованные телу нарушителей (кровосмесителей, опасно любопытствующих). Эти меры не решают главной проблемы атлантов – вырождения их культуры, так и не закрепившейся на новой почве, а из старой давно выкорчеванной.

Образы.

Яркими их не назовёшь. Видимо, так и задумано: должны бледнеть перед масштабностью катастроф, о которых они повествуют.

Герой – правильный, лишённый выраженных внутренних конфликтов. Ведёт себя так, как по социальному назначению положено. Если и есть у него какие внутренние конфликты, к делу они не относятся, главная же его страсть – познавательная – выраженных препятствий не встречает. Нет таких крепостей, которых бы не взяла научная мысль. Ажно в иной мир пробрался, ибо правилен, методологически адекватен.

Представитель атлантов Ризион – правильный, ответственный, подтянутый руководитель, гостеприимный к посланникам иного мира, выполняющий свой долг в деле поддержания жизнедеятельности атлантской диаспоры на неприветливой планете. Вынужден прибегать к телесным наказаниям, это крайняя и необходимая мера.

Кангеон – любопытный подросток, сынишка Ризиона. Пожалуй, наиболее живой персонаж, но педагоги настороже. Но чтобы из него развернулась какая-то свежая линия – так всё-таки нет. Он не носитель достойной альтернативы. Просто любопытный подросток, надеющийся на лучшее, не взвешивающий своих поступков – его задница за это отсутствие тормозов пострадает. 

Образ катастрофы.

Был бы ярким, если бы появился не в изложении скучным лекторским языком - далеко не очевидца, а их потомка.

Узнавая из речений персонажей о катастрофе Атлантиды, я вспоминал по ассоциации соответствующие главы из «Аэлиты» Толстого (эти лекционные вставки мне казались крайне затянутыми), а также одну из любимых тем Александра Казанцева – о палеоконтакте с невезучей цивилизацией фаэтов и гибели планеты Фаэтон. В этих строках – эпицентр той «олдскульности», которой пропитан и весь рассказ.

Мировоззрение, идеи.

Главная фишка рассказа – его идеологический уровень. Всё прочее, на мой взгляд, даже слишком минималистично.

Мировоззрение как бы цельно и непротиворечиво, но всё же это лишь видимость. Ведь всё то высокое идеологическое самоотверженное упорство, которое демонстрирует герои, оказывается малоэффективным: как в решении проблемы катастрофы атлантов, так и просто в адаптации к современному миру. Смогут ли эти палеоэмигранты выжить в изменившихся социальных условиях Земли, если взбредёт им вернуться? Герой сомневается, и не зря.

Т.е. есть-таки ряд противоречий: «подчинение – свобода», «традиция – инновация», «изоляция – общение»…

Главное же противоречие можно обозначить эмблематически: «голова – зад».

Из головы – все научные теории, все точные знания, все социальные установления, вся правильность в самом широком смысле. Голова – начало интеллекта, но прежде всего – ограничений, из него проистекающих. Начало добровольного смирения.

Задница – инстанция, которая расплачивается за отступление от головного принципа. Седалище похотей и праздных интересов. Начало недобровольного, насильственного смирения. Недобровольный двойник головы, антиинтеллект теневого действия. Чувственная альтернатива сухой логике и социальным правилам. Эпицентр эмоциональности всего мира, но и рассказа: наиболее живо написанные эпизоды – это как раз про экзекуцию, повторённую дважды: для похотливой барышни и для подростка, неумеренного в любознании.

Что добавить? Голова чуток устарела. Её мудрость – старческая, ветхая. Задница молода. В ней бурлят похоти и спонтанные движения недисциплинированного ума.

Ну и вывод о том, для кого рассказ. Кто его целевая аудитория?

По-видимому, люди возрастом куда постарше молодёжи. Ответственные, склонные смирять свою и чужую ситуативную спонтанность проявлений ради высших целей, данных в той или иной традиции.

В особенности – те, кто знает, кого и за что необходимо жёстко высечь.