Разговоры с музой. Часть 2. Клинопись воспоминаний

***

— Тебе не кажется, что ты слишком часто меняешь направления? Пора бы уже определиться. И перестать метаться! 

— Перемены необходимы, — возразил я, сделав глубокую затяжку, и ненадолго взял паузу, удерживая в горле непривычно жёсткий табачный дым. 

Пара сигарет в месяц обеспечивает именно такой эффект восприятия - шершавый, наждачный дым, заполняющий всю дыхательную систему, обжигающий сознание болью, что сменяется приятной поволокой никотина, бьющего по вискам. Собеседница неодобрительно покачала головой. Она сидела напротив, удобно расположившись в моём любимом кресле, закинув ногу на ногу и покачивая болтающейся на пальцах туфелькой.

— Необходимы, — “подчёркнул” я, выдохнув дым и любуясь танцем струек, испускаемых тлеющей сигаретой. — Можно двигаться путём созерцания, сохраняя направление. И постигать жизнь эмпирически. Но для этого как минимум нужно раздвинуть границы сознания. Это не так просто.

— Каким образом? — заинтересовано ответила она и наклонилась в мою сторону, опираясь щекой на руку. Но в глазах не было отблесков веры, только осторожная и скептичная любознательность. Музы... Они такие... Музы!

— Моё самое огромное потрясение в жизни произошло наверное, лет эдак в пять, — затушив сигарету в пепельнице, я начал как всегда, со сто пятого километра: — Отец часто забирал меня из детского сада. Особенно зимой. Мы возвращались домой неспешно. Хрустел снег под ногами, темно-фиолетовое ясное вечернее небо на головами незаметно проклёвывалось пучками звёздного света. Я держался за его крепкую руку, перелетал препятствия в виде луж, скованных ненадежным льдом, и постоянно что-то лопотал. В основном - вопросительно. А отец... Отец рассказывал. Мне тогда казалось, что он знает вообще всё на свете. Так же как и мама. Их знания меня поражали и казались сверхъественными. Особенно то, как быстро они вычисляли то, что я накосячил.

Её бархатный смешок и тень улыбки слегка приободрили меня и голос как будто выровнялся. И слова потекли дальше, подбираясь интуитивно, а не логически. 

— Звёзды, как и люди, жили семьями. И мы знали их по фамилиям. Отец называл их, ориентируясь на неуверенные тычки пальцем в небо и мои скудные описания по типу “ну вон там она, там”. Особенно выделялись семья Малой Медведицы и Лиры. У первых гордостью была Полярная Звезда, самая постоянная и потому надёжная, вторые гордились Вегой - как самой яркой и красивой. Чуть позже я начал самостоятельно отличать созвездия и спрашивать о них всё чаще. 

Спустя месяц дома появилась красочная энциклопедия со множеством цветных фотографий космоса. В заковыристых строчках явно были зашифрованы знания и я требовал мне их перевести. Вслух разумеется. Мама и папа читали по очереди и поощряли мои неумелые попытки что-то прочитать самому. И вот тогда мой мир вдруг дал трещину.

— Пап, а где Альфа Центавра? — спросил я во время одного из возвращений.

— В Южном Полушарии. Это далеко настолько, что отсюда невидно.

Ответ, поменявший всё.

Нет, я уже знал что мир круглый и это преступно мало волновало моё детское воображение. Ориентируясь на папины объяснения и жестикуляцию, я попытался создать себе новый мир, в котором есть место сразу для двух небосклонов.

— Да, Кирилл, два неба, — окончательно утвердив изменения, папа улыбнулся: — Дома покажу.

Уже значительно позже, спустя долгие годы я понял что небес значительно больше. И мы самостоятельно разжигаем на них семьи звёзд и даём им фамилии, обозначаем нравственные ориентиры созвездиями на ограниченном, пусть и большом пространстве и зачастую забываем, что у каждого из нас есть ещё одно небо. То самое, на котором видно Альфу Центавра.

— Мне бы хоть какие-нибудь звёзды увидеть, — откликнулась муза спустя некоторое время после моего рассказа, словно пытаясь догнать эхо моих последних слов. Потом она встала, отобрала у меня сигарету и сломала её в пальцах. И осталась стоять, неуверенно глядя на меня исподлобья.

— Я могу показать. — протянутая ей навстречу рука едва заметно вздрагивала от волнения. — Уверен, что одно созвездие мы точно найдём. При любой погоде. 

— Это какое?

— Дружба…

P.S. Моим родителям. Я вас люблю...