Массаракш — это комиссар наоборот

Искаженное, конечно, а чего вы хотели? Братья Стругацкие любили шутить подобным образом — взять, хотя бы, дона нашего Ребу, в девичестве Ребию — который Берия с переставленными буквами. Но обсудить я хочу не это — а странный и химерический мир Саракша.

Сейчас, из 2020 года он кажется мне одним из самых интересных миров в Российской фантастике, породившим, даже отдельную книжную серию. Выродившуюся в ноль практически сразу после старта, но тем не менее подарившую нам парочку шедевров. Это я о серии «Весь этот джакч» Лазарчука и Успенского. 

В этой серии авторы попытались ответить на главный вопрос жизни, вселенной и всего остального — почему Саракш такой, какой есть? История этого мира, кажется, соткана из лоскутков — автономные атомные танки и технология ментаскопирования соседствует там с личным его императорского высочества принца Кирну четырех золотых знамен именным бомбовозом "Горный орел" и укладом жизни 1900тых годов. 

Лазарчук с Успенским попытались объяснить это «Вертикальным Прогрессом» — последствием контакта местной цивилизации с высокоразвитыми пришельцами по модели «Пикника на обочине». Хорошая попытка, не объясняющая, впрочем, наличия атомных самоходов. (Которые, аборигены Саракша могли получить сходным с Саулой образом — помнится, там тоже было шоссе, по которому бесконечным потоком двигались подобные машины). 

Были и другие попытки. Так, в «Черной Пешке» Лукьянова, ебанутая на всю голову Островная Империя основана выходцами с Надежды. Не самое удачное объяснение. (В том числе и потому, что я знаю, куда на самом деле переправили этих людей). Была попытка Харитонова — который выстроил в Факапе целую шпионскую историю с вирусами. Были и другие попытки — но там уже вообще детский сад. 

Беда всех этих версий в том, что они натужные. Они объясняют факты вводя новые сущности. В них нет красоты — они служат для реализации авторских концепций мира. Это хорошо, но мне бы хотелось прочитать версию, основанную на изложенных в книгах АБС фактах. 

Которых не так много, но которые есть.

Начнем с того, что их вселенная имеет отчетливые признаки искусственного происхождения. У живущих внутри этого аборигенов глаз запылился, но с нашей точки зрения — множество населенных людьми планет прямо вопиют о наличии садовника. Кто-то же населил все эти миры земными людьми? 

При этом именно что населил — животный и растительный мир этих планет весьма отличается от земного. К тому-же Пандора и Саракш имели собственную почти разумную жизнь негуманоидную жизнь. Великое переселение при этом состоялось не так, чтоб уж очень давно — все эти миры имеют сходство с средневековой европейской культурой — тогда как даже у нас на Земле, культуры Японии, Китая и Майя — развивались по совершенно другому пути. 

Переселялись люди не одни — вместе с лошадьми, коровами, кошками и верблюдами. Оказавшись на новом месте они развивались, сообразно обстоятельств. Кто-то, как Аврора, застрял в средневековье. Кто-то, как Саракш и Надежда, довольно бодро двинулись по пути прогресса. 

И вот эта вот сущность, эти странники — они не где-то там. Они ведут свою деятельность прямо у людей под носом — переселяют, при странных обстоятельствах, население Надежды, что-то мутят с подкидышами. И что самое интересное — видимо, присутствуют лично в Островной империи. 

По крайней мере, по другому объяснить невозможность инфильтрации земного агента в империю невозможно. Звездолет класса призрак высадит кого угодно незамеченным прямо в столице. Силы слишком неравны, чтоб островитяне могли что-то Земле противопоставить. Это даже не считая засылки киберов и наблюдения с орбиты.

Но нет — империя непреступна. Максим Каммерер становится первым и последним из землян, который сумел внедрится в Островную Империю. 

Пройдя сквозь все круги ада и добравшись до центра, и общаясь с высокопоставленным и высоколобым аборигеном, и узнавая у него все детали устройства Империи, и пытаясь примирить непримиримое, осмыслить неосмысливаемое, состыковать нестыкуемое, слышит вдруг вежливый вопрос: «А что, у вас разве мир устроен иначе?» И он начинает говорить, объяснять, втолковывать: о высокой Теории Воспитания, об Учителях, о тщательной кропотливой работе над каждой дитячьей душой... 

Абориген слушает, улыбается, кивает, а потом замечает как бы вскользь: «Изящно. Очень красивая теория. Но, к сожалению, абсолютно не реализуемая на практике». И пока Максим смотрит на него, потеряв дар речи, абориген произносит фразу, ради которой братья Стругацкие до последнего хотели этот роман все-таки написать. 

— Мир не может быть построен так, как вы мне сейчас рассказали, — говорит абориген. — Такой мир может быть только придуман. Боюсь, друг мой, вы живете в мире, который кто-то придумал — до вас и без вас, — а вы не догадываетесь об этом... 

Очень емкая фраза. Смысл которой заключается, на мой взгляд, в том что островитяне, со своей колокольни, считают свою историю логичной. И справедливо удивляются узнав про мироустройство Полдня — ничуть не менее химеричное, чем у архипелага. 

Это мне — человеку со стороны, очевидно, что отклонением от нормы являются что те – что эти. Обе эти цивилизации изменены некой силой (силами) с неизвестной целью. Какой — остаётся только гадать. 

Зы. В конце концов, всё тайное становится ясным. Я уже нашел устраивающий меня ответ на вопрос, куда делось население Надежды и зачем группа «Йормала» на уникальном звездолете «Тьма» совершила погружение в Черную Дыру ЕН 200056. И сейчас вплотную подобрался к этой тайне: 

Могу дать подсказку: Горбовский упоминает так называемую Массачусетскую машину: «Знаете, это древнее опасение: машина стала умнее человека и подмяла его под себя… Полсотни лет назад в Массачусетсе запустили самое сложное кибернетическое устройство, когда-либо существовавшее. С каким-то там феноменальным быстродействием, необозримой памятьСю и все такое… И проработала эта машина ровно четыре минуты. Ее выключили, зацементировали все входы и выходы, отвели от нее энергию, заминировали и обнесли колючей проволокой. Самой настоящей ржавой колючей проволокой — хотите верьте, хотите нет». 

Так вот — самый главный вопрос мира Полудня — если вдуматься, почему эта машина — не была разобрана до винтиков, взорвана или пущена на металлолом — а оставлена в целости и сохранности. Уверен, что вовсе не потому, что они-де, не любят совершать необратимых поступков…