Hier kommt die Sonne...

Тык

То были темные времена, о которых сейчас вспоминать не любят. Пришла в наш мир Долгая Ночь — злые дни, когда Солнце не появлялось на небе. Сперва никто и не заметил: говаривают, светило тогда было тускло, как едва теплящаяся лучина, светло становилось только к полудню, — да и заметить было трудно, но когда ночная темень не сменилась ни сумерками, ни серым зимним днем, забеспокоились, стали искать, чем же прогневили Первых. И правда оказалась ужасна...

Ан-Фаэрне — так зовут Солнце эльфы, помнящие больше нас, — был из младших Первых. Не самый сильный, это верно, не самый смелый, никто бы не оспорил, но он был самым ловким и самым красивым из всех младших, что когда-либо служили Шести Старшим и Двум Абсолютам. Да, самым красивым... И признал старшей над собой только Вирлэ-Тьму, а она приняла его к себе учеником, приблизила к себе и восхищенная тем искренним светом, что пылал в груди Ан-Фаэрне, велела ему вести за собой смертные народы, сиять для них и направлять на верный путь. Так на небе появилось солнце.

Ан-Фаэрне привлекал к себе внимание не только смертных созданий, но и других младших, но ни одна из прекрасных воплощенных в духах природы дев не познала его благосклонности: ни вилы и сильфиды — девы воздуха, ни нимфы с никсами, ни дриады — ни одна не была награждена даже взглядом. И горше всех было никсам. Водные девы любили красивые песни — они и сами чудно пели, завлекая к себе в сети зазевавшийся люд, — а Ан-Фаэрне всегда песней встречал начало нового дня. И никсы заслушивались, забывали, как губителен для них любой свет, и гибли, обращаясь в пену, ряску или взморник.

Повелитель Вод, Аурим, — мы также зовем его Аллиатаром, — видел, как горюют и гибнут его любимые девы-никсы. Видел и с каждым разом все ярче и ярче разгоралась в нем ненависть к любимому ученику Тьмы, слишком гордому, чтобы взглянуть лишний раз вниз, слишком жестокому, чтобы пожалеть хоть кого-то из других младших Первых, слишком верному возложенной на него Тьмой долгу вести вперед смертных. И не видел Солнце того горького яда, что поселилось в груди Аурима, и был беспечен, как беспечным может быть лишь дитя. И не увидел он, как в сумеречных тенях, в полутьме, царящей у корней вековых Ясеня и Ели, отделяющих мир смертных от чертогов Ветра и Тьмы, затаился Повелитель Вод. Задумал Владыка Источников недоброе — вырвать сердце из груди Ан-Фаэрне, лишить Солнце жестокого, губительного для его, Аурима, детей, света.

В спину ударил Ан-Фаэрне Аллиатар, сам не в силах вытерпеть то сияние, что шло от любимого ученика Вирлэ. Застиг Солнце врасплох. И вырвал Аллиатар сердце из груди Ан-Фаэрне, и съел его, чтобы больше не погубило оно никого своим сиянием, волосы обрезал, чтобы лишить навсегда силы и шипами прибил Солнце к стволам Ясеня и Ели, распяв меж ними. И тогда воцарилась Долгая Ночь — погасло Солнце.

Тьма горевала по любимому ученику, но ни слезы не уронила, когда нашла тело его распятым меж Ясенем и Елью. Горечью было полно ее существо и мщения жаждала душа, но верх взяло милосердие: не смертных винила в смерти она Солнца, но знала истинного убийцу. Затаила тогда Вирлэ внутри себя ярость, призвала все силы свои и принялась за работу.

Сперва испросила она у Кузнеца и Хозяина Недр крупный алмаз, прозрачнее слезы невинного. И отдал Тьме алмаз Ард-Кузнец. Тогда Вирлэ обратилась к брату своему, Пламени, чтобы наполнил он алмаз жарким огнем, сияющим ярче всех звезд-жемчужин, что раскидала когда-то она сама по небосклону. И исполнил просьбу своей сестры Митриилир-Пламя. Нестерпимым блеском воссиял камень, зажатый меж ладоней Тьмы. И вернулась она в свой чертог, и вложила в разверзнутую рану новое сердце, алмазное и выжигающее своим светом все недоброе, чего только коснется. Но остался Ан-Фаэрне недвижим.

Тьма омыла холодное тело Солнца. Облачила своего ученика в богатый траурный наряд тонкой шерсти. Вернула Ан-Фаэрне его длинные густые волосы цвета золота. И приготовилась к долгому прощанию.

То был Вёллентёг. День Даров.

Три дня оплакивала Вирлэ Ан-Фаэрне. Три дня пела по нему печальную песнь. И лишь в самом конце хлынули из глаз Звездной Госпожи жемчужные слезы. Слезы пролились на яркое, но каменное, а потому бесполезное сердце, и тогда то омылось, очистилось от пустого и ненужного, и засияло еще ярче. Забилось тогда сердце, Ан-Фаэрне открыл глаза и с улыбкой на губах приветствовал свою госпожу, прогоняя ее печаль и горе.

То был День Нового Пламени. Последний День Зимнего Солнца. Последний день Долгой Ночи.

Хоть и кончилось темное время, хоть и завершились дни без солнца, Ан-Фаэрне, все же, ослаб и безмерно. Отныне входит он в силу лишь к месяцу Сватовства Арда, а ближе к Гли Бэйду слабеет вновь и уходит на покой. Дорого далось ему чужое коварство...

Автор признает, что жопокрыл. Автор учится рисовать. С — страдайте.