39 глава, отрывок

Поигрывая тросточкой, я гулял по Марселю и наслаждался даже не видами города, а тем фактом, что на мне снова брюки. Отыгрывал Дашеньку я со всем старанием, да и образ получился удачным, но и удовольствия такие переодевания мне не доставили. 

Моясь или одеваясь с утра, я боялся глядеть в зеркало, всё-то мне казалось, что или хер меньше стал, или грудь начала расти. С трудом удерживался от того, штобы взять линейку, и значица, примериться, так ли? Зато сейчас, вот ей-ей, ощущение, будто хозяйство моё самую чуточку не достаёт до колена, а количество колокольчиков удвоилось, равно как и размер. 

И ведь умом-то понимаю, что всё это отчасти психология, а отчасти просто от отвычки к мужскому костюму, но даже и шаги мои теперь излишне размашистые, с морской раскачкой и игрой плечами. Ну да ничего, день-два-три, и всё в норму войдёт. 

А сейчас... щёлкнув крышкой часов, я поглядел на стрелки. Погулять ещё два-три часика по городу, и можно идти "сдаваться" консулу Союза. 

В принципе, можно и сейчас, вся эта игра в конспирацию белыми нитками шита. Однако же и упрощать задачу полиции Российской Империи не намереваюсь ни в коем разе. 

Евгения Константиновна хлопнула дверью с превеликим наслаждением, и теперь она не небезызвестная актриса, решившая сменить страну проживания, а политическая иммигрантка. К слову, неглупый ход, который несомненно прибавит ей популярности, да и тронуть её в таком разе чревато. Хотя...

... надо будет заняться её покровителем. Психопат какой-то, право слово, да ещё и при власти. Не он первый и не он последний, но дело-то, как ни крути, стало личным. 

Беспокоюсь я разве что за Афанасия Никитича, но он калач тёртый, и прихватить его за жабры не так-то просто, даже и при желании. Поспорить могу, что лежит уже в полиции заявление о краже женской одежды и парика некоей девицей... ну и далее, что положено врать в таких случаях. Возможно, легенда совсем другая - не суть, да и не знаю. Но усмешечка на мои опасения у старика была вполне уверенной. 

И всё же, всё же... Гложет што-то, и никак не пойму, чего же упускаю... 

Посетив одну из главнейших достопримечательностей Марселя, базилику Нотр-Дам-де-ла-Гард, и обойдя её со всей тщательностью как снаружи, так и изнутри, устроился в кафе неподалёку.

- Гарсон! - вежливый без подобострастия носатый малый материализовался передо мной, приветствуя легчайшим поклоном и вполне приятельской улыбкой.

- Чего изволит месье? 

- На ваш вкус, и... нет ли свежих газет?

- Разумеется есть, месье! - улыбнулся гарсон, и через несколько минут я ковырял уже вилкой марсельский пирог, развернув газету. Более всего уделяя внимание местной кулинарии, прессу я просматривал фактически по диагонали...

... но недолго. На второй странице репортёры обсуждали мирный договор, подписанный на днях представителями Британии и Южно-Африканского Союза в Париже. Аппетит разом пропал, и пирог я доковырял, не чувствуя более никакого вкуса. Проваливается што-то в желудок, и ладно.

Большой сенсацией договор не стал, и как и ожидалось, Британия фактически признала существующее положение вещей, но с целым рядом оговорок. Территории Капской колонии, захваченные нами, большею частью возвращались назад, а вот Наталь и что немаловажно - Кимберли, оставались за бурами. 

Расплачиваться за это, как было ясно из смакования репортёрами неких подробностей, пока мне неизвестных, руководство Союза собирается концессиями. Национализированные предприятия ряда британских поданных и захваченные земли весьма щедро раздавались... или предполагались к раздаче?

Пробежав глазами текст, я так и не понял этого момента. По-видимому, пока идёт торг, кому дать и сколько. Как водится, за признание Южно-Африканского Союза и его поддержку, братские государства Европы и Обеих Америк хотели очень многого в обмен на малое. Ну а буры, как водится, ровно наоборот. 

Основные паи, как я понимаю, получит Германия и Франция, но немалые куски некогда британской собственности достанутся США и Аргентине[i]. Европейская и Южно-Американская мелочь тоже получала какие-то преференции, в зависимости от степени влияния и общего антибританского настроя правительств. 

- Ожидаемо...

- Простите, месье? - поинтересовался проходящий мимо гарсон.

- Ничего-ничего, месье, мысли вслух, - и я возвратился к изучению газеты. Как это водится у французов с их эгоцентричностью, всю мировую политику они рассматривают через призму собственных интересов, порой изрядно перебарщивая. С непривычки сложновато бывает разобраться в местнических хитросплетениях и политических намёков. 

Захваченные нами территории Родезии британцы признали без всяких оговорок, и честное слово - гора с плеч! Опять-таки ожидаемо, потому как территории эти были частными, и хотя они и принадлежали Родсу, но де-юре не входили в состав Империи. Признавая их, бритты не теряли лица, но дальше...

... шли совершенно ошеломительные новости. Кайзер объявил о культурном протекторате над здоровенным куском бывшей Родезии, примыкающем к его владениям. И... лицам иудейского вероисповедания предлагалось переселяться туда, строя своё государство в рамках Союза и под протекторатом кайзера... Предполагалось, што культурном, но между строк читалось большее. 

- Мамочки... - вырвалось у меня, и голова - кругом! Это... я даже не представляю, сколько соломы он подбросил в костёр сионизма. Одно объявление, и... Боже!

Я откинулся на спинку стула, пытаясь переварить съеденное и прочитанное, а несколькими минутами спустя снова взялся за газету. Построение иудейского государства вполне закономерно возбудило французов, у которых антисемитские настроения весьма сильны, а иудейская община достаточно велика. Идей, зачастую противоречивых, выдвигалось много, и среди этой несомненно важной, но сумбурной информацией, я едва не проглядел главное.

Русская община Южно-Африканского Союза объявила о создании национального государства в рамках этого Союза. Без всякого протектората. 

[i] Аргентина в те годы была одной из самых богатых и перспективных стран мира.