Как я попал в актеры (часть 2)

Знаки были повсюду, но я их игнорировал. Кого боги хотят наказать, делают Врочеком.
Квартиру на двоих с Юркой Рюминым мы снимали в подъезде Тарковского, недалеко от Мосфильма. Каждый день я проходил мимо усатого изможденного профиля великого режиссера -- и хотя бы раз задумался. От проходной Мосфильма к киоску на углу регулярно бегали за пивом и сигаретами робин-гуды и революционные матросы. Это было забавно, но я не представлял себя на их месте. Как-то раз в очереди за хлебом передо мной стояла актриса Елена Сафонова с сыном. Высокая и страшно худая. Я вспомнил, что французы назвали ее идеалом женской красоты, и подумал "ничего себе худая", надо маме рассказать (маме нравится фильм "Зимняя вишня"). Но даже мысли об актерской профессии у меня не возникло.
Хуже того. Хозяйка квартиры, что мы снимали, тоже оказалась непроста.
Мой отец был в Москве по делам. Мы поехали смотреть квартиру.
Я за день до этого подстригся налысо. И почему-то сильно понравился бабушке, хозяйке квартиры.
- В этом году был очень серьезный конкурс, - рассказывала она, сидя на кухне и помешивая ложечкой чай. - Набрали ребят, таких талантливых, неординарных... Прекрасные ребята!
Я кивал. "Конкурс? Курс? О чем это?"
Когда через два года я прослушивался во МХАТ, бабушка сидела в комиссии. Я как раз читал басню Крылова "Волк и ягненок" (НИКОГДА! Никогда не читайте на поступлении две басни: "Ворона и лисица" и "Волк и ягненок") и вдруг сообразил, кто это.
Мы оба сделали вид, что друг друга не узнали.

* * *
"Керосинка", 2000 год
- Прекрасно выглядите, - сказала доцент Гершкович.
- Спасибо, Юлия Борисовна.
Черный костюм я выбрал, чтобы он был в точности как у Джорджа Клуни в фильме "От заката до рассвета". Плюс белоснежная рубашка и бордовый галстук (отцовский). На меня весь троллейбус оглядывался, что есть, то есть. Вообще, наверное, нечасто видишь человека, который второй раз в жизни надел костюм.
- Дима, вы подготовили речь?
- Почти.
Я показал план. Я набросал его по пути в троллейбусе. Доцент Гершкович покачнулась, но устояла. Железная женщина.
- Ну меня же будут ругать, - протянула доцент Гершкович детским голосом. Это был ее способ впадать в панику. В этот момент ее лицо стало как у хорошей девочки, чей непослушный котенок разбил мамину чашку.
- Юлия Борисовна, честное слово, я справлюсь.
- Хорошо, Дима. Давайте порепетируем, пока есть время.
Я начал доклад -- и сбился три раза подряд. Еще на вступлении.
Юлия Борисовна и это вынесла. Не зря я ее выбрал в дипломные руководители. Горжусь ей. Даже почти не побледнела.
Доцент Гершкович всегда очень аккуратно и интеллигентно выражала свои чувства. Вместо того, чтобы закричать: "Боже, мы все умрем!" и убежать, заламывая руки, она спросила:
- Дима, но почему вы записались первым?
Это правда. Первый день -- день отличников. А теперь он начнется с меня. Сюрприз-сюрприз.
- Потому что мне завтра на армейские сборы.
- Профессор Браго, - осторожно начала Юлия Борисовна. - Очень любит задавать вопросы.
- Понятно, - сказал я. "И вопросы не по теме". Браго я три раза пересдавал экзамен. Каждый раз Браго атаковал меня десятками вопросов, пока не забирался в такие космические дали, что меня засасывала черная дыра невежества. Тогда Браго кивал и говорил: "Мда. Четверку я вам ставить не хочу, а пятерку вы не заработали" и отправлял меня на пересдачу. Я скрипел зубами. Четверки мне было бы вполне достаточно. В итоге в третий раз Браго принял экзамен -- но поставил "удовлетворительно". Сложный человек.
Разозлившись, на следующем семестре я вызвался к нему писать курсовую. К невыносимому Браго из двух групп записались только двое -- Сашка Кротов, монстр и сверхчеловек, и я. В первый раз я увидел Браго удивленным. В итоге за курсовую он поставил мне "отлично". Но это была железобетонная "пятерка", озаряемая вспышками сверхновых звезд...
- Главное, Дима, - сказала доцент Гершкович своим извиняющимся голосом. - Никогда не признавайтесь Бра... комиссии, что чего-то не знаете. Нужно всегда говорить, размышлять, искать ответ. В крайнем случае можно сказать: это не входило в задачи данной дипломной работы. Но это в самом крайнем случае. Понимаете?
Я кивнул.
- Ни пуха, ни пера, - сказала Гершкович, глядя на меня со всевозрастающей паникой.
- К черту!
Доцент Гершкович забралась в самый конец аудитории и сидела там тихо, как мышка. Я бродил у дверей, десятый раз проверял плакаты и вспоминал свою речь. И ни слова не мог припомнить.
Комиссия расселась. Главой комиссии был незнакомый мне седой профессор.
- Пожалуйста, можете начинать, - сказал он. Я выдохнул, представился...
И вдруг, неизвестно откуда, появились слова. Много слов -- и в нужном порядке.
Я дошел до места, на котором три раза споткнулся до этого... и продолжил говорить гладко и уверенно. Мой голос окреп, речь лилась легко и свободно. Словно мое выступление было отполировано многочасовыми репетициями. Мгновенного щелчка, как в случае с проектом ("Вроде никто не жаловался"), не было, но появилось что-то другое. Контакт, драйв. И кураж.
Я говорил и чувствовал, как с каждым моим словом расцветает Юлия Борисовна.
Даже экономическая часть, которую я терпеть не мог, пролетела в один миг. Я договорил и поставил точку. Пришло время вопросов.
Я ответил на вопрос седого профессора, затем еще на чей-то... Но все знали, чего мы ждем. И я знал.
- У меня всего один вопрос, - сказал профессор Браго. В аудитории раздались сдавленные смешки. Профессор Браго недоуменно покрутил головой. И началось.
В 1952 году на Олимпиаде в Хельсинки молодой Евгений Браго стал серебряным призером по академической гребле ("восьмерка с рулевым"). Так что упорства ему было не занимать. Советская профессура к бою готова. Он атаковал меня вопросами то справа, то слева, то справа, то слева. Я сражался с олимпийским чемпионом. Его вопросы были похожи на мерные взмахи весла. И с каждым гребком он все дальше удалялся от темы моего диплома. Когда Браго забрался совсем уж в космические дали, я не подал вида. Я продолжал отвечать, плавно возвращая наш корабль в пределы Солнечной системы. Браго снова перебросил нас на десятки парсеков в бездну. Я снова вернулся к теме. Браго поднажал... Он задал какой-то совершенно зубодробительный вопрос. Я понял, что пропал, но все равно начал отвечать.
И вдруг с "камчатки" заговорила доцент Гершкович. Голос был звонкий и счастливый:
- Это не входило в задачу данной дипломной работы!
Браго нахмурился:
- Так бы сразу и сказали.
Но он уже понял, что проиграл.
Когда я вышел из аудитории, то оказался нарасхват. В студенческой среде есть такой феномен -- байки ветерана. Если ты сдал сложный экзамен, ты уже аксакал, уникум, выживший на поле боя. И должен срочно передать опыт другим бойцам, чтобы они тоже могли пойти и выжить. Часа два я работал языком. И вот, когда все шло к подведению итогов, комиссия удалилась на совещание, я вдруг сообразил, что не сделал одну важную вещь. А времени почти не осталось...
Я побежал.
Иногда мне кажется, что мы с Форрестом Гампом похожи больше, чем мне хотелось бы.
Как назло, ближайший цветочный оказался закрыт. Я рванул к следующему, через проспект, через две светофора.
Когда я вбежал в институт с огромным букетом белых хризантем, меня остановил седовласый профессор. Я не сразу узнал в нем главу комиссии. Получается, результаты уже объявили -- и все разошлись? Черт.
- Молодой человек, - сказал профессор. - Вот вы где. Жаль, что вы пропустили подведение итогов. Но я понимаю, - он улыбнулся. - Это для Юлии Борисовны? - я растерянно кивнул. Профессор продолжал: - Я сказал много хороших слов вашему руководителю, не буду повторяться. Добавлю одно: это была прекрасная защита. Вы молодец. Ну, теперь бегите к Юлии Борисовне. Она это заслужила.
Доцент Гершкович сияла чистым белым светом.
- Особенно мне понравилось, как вы отвечали на вопросы, - сказала Юлия Борисовна.
В следующий раз я увидел ее через месяц.
- Здравствуйте, Юлия Борисовна!
- Дима! - обрадовалась доцент Гершкович. - Откуда вы такой загорелый?
- Из армии.
После месяца армейских сборов я был черным, как мавр. Никогда больше в жизни я до такой степени не загорал.
- Юлия Борисовна, у меня вопрос.
- Да, Дима?
- Юлия Борисовна, возьмете меня аспирантом?
Пауза.
Доцент Гершкович аккуратно села.