Про деву, которая не хотела спать с кузнецом. Музыкальная пауза

«И стала уткой, уткой она и нырнула в пруд...» Киэнна, как всегда, неуместно и несвоевременно разобрал смех. Похоже на какой-то извращенный брачный ритуал из баллады, перепетой менестрелями Сенмага. У сидов был свой, более древний аналог этой сказки, и не меньше сотни вариаций среди других народов фейри, но сейчас в голову почему-то упорно лезла версия английской группы Steeleye Span. Ну что, каков твой следующий ход, мастер грязных кузнечных дел?

Да, это не только «музыкальная пауза», а еще и минутка самого гнусного и бесстыдного самопиара — крохотный фрагмент из второй книги цикла «Глейп-ниэр», над которой я очень медленно и неплодотворно, но все же работаю. (И самое страшное: первую главу которой собираюсь опубликовать одновременно с этой статьей).

И да, это — про ту самую девицу из баллады, которую я упоминала в статье про романтическое фэнтези. 

Да и смысл Золушке выходить замуж за грязного кузнеца? Тоже мне, романтика. Вон леди из прославленной баллады тоже сказала: «Лучше я старой девой останусь!»

А если еще точнее, то леди сказала: «Лучше я в девках помру!»

 

I 'd rather I were dead and gone,

And my body laid in grave

Ну, люблю я эту балладу, что поделаешь. Я ж известная извращенка ценительница прекрасного. (Да нет, все-таки первое). Так что аж руки чешутся напакостить поделиться.

Итак, шотландско-английская баллада The Twa Magicians (не опечатка, шотландцы просто тоже известные извращенцы оригиналы и говорят обычно или вообще на гэльском, или на своем скотсе, родственном английскому, или на шотландском английском, который тоже немножко этакий, своеобразный), то есть «Два волшебника», также известная как The Lady and the Blacksmith («Леди и кузнец») и The Coal Black Smith («Черный как уголь кузнец») строит свой сюжет на весьма распространенном мифологическом и сказочном мотиве преследования одного персонажа другим с последовательной чередой превращений в зверей, птиц, рыб, растения и даже неодушевленные предметы. Чаще всего в таких историях двое бегут от третьего: жених с невестой от разгневанной матери или отца, злого волшебника, ведьмы и так далее. Например, когда недалекий жених и первых-то два испытания у будущей тещи не прошел без помощи невесты, а с третьим совсем беда. Ну, девка берет ноги в руки, жениха под мышку — ласки-то мужской замуж-то хочется! И дёру оба! А тёща следом, понятное дело. И что делать? А превращу-ка я его в пруд, а себя — в утицу! Авось мамка не признает!

Иногда преследователь — это учитель, а беглец — ученик, не уплативший по счетам за науку колдовства. Пацана честно учили лучшие профессора Хогвартса лучшие черти ада, а он им душу отдавать не хочет! Ну, или еще как-то сжульничал. Старый колдун, понятное дело, пытается получить свое, а молодому еще пока жить охота!

В валлийской легенде о рождении поэта и прорицателя Талиесина могущественная колдунья Керидвен точно так же преследует мальчика, который по неосторожности проглотил волшебное зелье, предназначенное для сына самой Керидвен, и обрел великую мудрость и магическую силу. Тут она его, понятно, ничему не учила, она его зелье мешать приставила, но зелье ж варилось, как полагается, один год и один день, а этот мелкий негодник!.. Да еще и котел раскололся! В общем, толку от погони никакой, но наказать-то воришку надо! И вообще, разрядиться, стресс снять, все дела. Может, у нее вообще... момент такой! В общем, после череды взаимных превращений, колдунья поедает зерно, в которое превратился мальчик, но девять месяцев спустя вновь производит его на свет. Ну, бывает так с кельтскими женщинами: съела что-то не то, и глядишь — неведомо от кого родила! Это все от зернышка, правда-правда, дорогой!

Однако в балладе о грязном, черном, вонючем кузнеце 

a nasty, husky, dusky, fusky, musky
Coal blacksmith

и белой как молоко, стройной как ива девице все было немножко иначе. В ней преследование действительно принимает облик ритуала ухаживания или скорее даже откровенного сексуального домогательства. В фольклоре такое тоже не редкость, и провести черту между ухаживанием и домогательством в подобных историях зачастую затруднительно: угроза сбежать, превратившись в птицу, рыбу, зайца и ответное обещание преследовать беглянку во множестве обликов нередко остаются взаимным подруниванием, но может все это происходить и на полном серьезе, и тогда ставкой в игре и впрямь служит девственность героини.

Балладу The Twa Magicians переводили на русский язык, по меньшей мере, дважды: перевод Маршака изрядно смягчен и лишен откровенно сексуальной окраски, перевод Николая Голя ближе к оригиналу.

Для особо заядлых извращенцев любителей шотландского

The lady stands in her bower door,

As straight as willow wand;

The blacksmith stood a little forebye,

Wi hammer in his hand.

'Weel may ye dress ye, lady fair,

Into your robes o red;

Before the morn at this same time,

I'll gain your maidenhead.'

'Awa, awa, ye coal-black smith,

Woud ye do me the wrang

To think to gain my maidenhead,

That I hae kept sae lang!'

Then she has hadden up her hand,

And she swam by the mold,

'I wudna be a blacksmith's wife

For the full o a chest o gold.

'I 'd rather I were dead and gone,

And my body laid in grave,

Ere a rusty stock o coal-black smith

My maidenhead shoud have.'

Then she became a turtle dow,

To fly up in the air,

And he became another dow,

And they flew pair and pair.

Then she became a duck, a duck,

To puddle in a peel,

And he became a rose-kaimd drake,

To gie the duck a dreel.

She turnd hersell into a hare,

To rin upon yon hill,

And he became a gude grey-hound,

And boldly he did fill.

Then she became a gay grey mare,

And stood in yonder slack,

And he became a gilt saddle,

And sat upon her back.

She turnd hersell into a ship,

To sail out ower the flood;

He ea'ed a nail intill her tail,

And syne the ship she stood.

Then she became a silken plaid,

And stretchd upon a bed,

And he became a green covering,

And gaind her maidenhead.

Перевод/пересказ С. Маршака

Леди у окошка
Сидит, как снег, бела.
Кузнец глядит в окошко,
Черный, как смола.

— Зачем в окно глядишь, кузнец?
О чем, кузнец, поешь?
Ты пой не пой, а под венец
Меня не поведешь!

Сидеть мне лучше в девушках
У матери-отца,
Чем быть женою грязного,
Такого неученого,
Такого безобразного,
Такого закопченного
Невежи-кузнеца!

Девица стала уточкой,
Плывет она под мост.
А он веселым селезнем
Поймал ее за хвост.

Она лисой прикинулась,
Бежит, не чуя ног.
А он собакой гончею
Лисицу подстерег.

Девица стала мухою,
Стал пауком кузнец
И муху паутиною
Опутал наконец.

Он муху паутиною
Опутал наконец.
Ведет кузнец красавицу
Невесту под венец.

Перевод Н. Голя

Как ива, стояла дева в дверях,

А невдалеке,

Задумавшись, мастер кузнечных дел

Застыл с кувалдой в руке.

— О леди, прошу вас красный наряд

Всем другим предпочесть;

Сегодня я буду иметь честь

Взять вашу девичью честь!

— Ты, мастер черных кузнечных дел,

С чего это в голову взял,

Что я так долго хранила честь

Затем, чтоб ты ее взял?

И, руку ввысь подняв, поклялась

Она могильною тьмой:

«Не стану я и за сто золотых

Кузнецовой женой!

Лучше уж сгинуть и умереть,

К мертвым себя причесть,

Чем мастеру грязных кузнечных дел

Отдать девичью честь!»

И вот она, голубкою став,

Взлетела ему назло,

А он, превратившись в голубка,

Парил с ней крыло в крыло.

И стала уткой, уткой она

И нырнула в пруд,

А он пестрокрылым селезнем стал

И сразу же — тут как тут.

Но зайцем вмиг обернулась она,

Прыг — и помину нет,

А он обратился гончим псом

И быстро взял след.

Тогда кобылицей стала она,

Чтоб спрятаться в табуне,

А он позолоченным стал седлом

И оказался на ней.

Тогда она сделалась кораблем,

Чтобы плыть наугад,

А он в корму вбил огромный брус

И — ни вперед, ни назад.

Тогда она превратилась в плед

И юркнула на кровать,

А он покрывалом зеленым стал

И взял, что задумал взять.

Кроме классического варианта баллады (впервые опубликованного в 1828-м году сразу в двух сборниках: Ancient Ballads and Songs of the North of Scotland  шотландского фольклориста Питера Бакена и Noctes Ambrosianae Джона Уилсона, также шотландца), существует также более мрачная версия английской фолк-рок группы Steeleye Span (которую и вспоминает Киэнн), несколько отличающаяся по сюжету: в ней дева оборачивается розой, кузнец — шмелем, она — звездой, он — тучей, она — монашкой, он — лицемерным священником. Наконец дева становится трупом (ведь клялась же, что скорее умрет, вот и сдержала слово), а кузнец — сырой холодной землей вокруг нее.

Вот такое волшебство, детишки!