Знамение пути

Вчера вечером решил проверить свои юношеские впечатления и перечитать "Знамение пути" Семёновой. В то время я остался с ощущением, что все продолжения "Волкодава", кроме книги "Истовик-камень", выглядят откровенно вымученными. Но в шестнадцать лет я, что называется, смотрел в книгу, видел фигу. То есть мог сказать, что роман получился скучным, но совершенно не понимал, почему.

Зато в то время я был куда более терпеливым и снисходительным читателем, иначе ни за что не одолел бы этот текст. Повествование построено по принципу "в огороде бузина, в Киеве дядька". Причем проблема не в том, что автор скачет с места на место и с героя на героя, а в том, что эпизоды про отдельных персонажей получаются абсолютно бессодержательными. Собака бежит по берегу - отведем на это целый эпизод. На информацию, что в городе стоял трактир, и ГГ периодически бывал в этом трактире, тоже отведем целый эпизод. Нарушается базовое правило эпического текста - героев может быть много, но, если заводишь речь о персонаже, с ним должно произойти что-нибудь важное и интересное. Нельзя подсовывать читателю обманку - эпизод, который сам по себе не несёт никакого смысла, не раскрывает героя и не двигает вперёд сюжет, а просто занимает место в тексте. А здесь автор толчет, толчет воду в ступе, а в результате смысл эпизода может выразиться в одной-единственной фразе, и совершенно не понятно - чего ради под эту фразу автор накатал целый отдельный эпизод? А чтобы было. Это все равно, что направлять софиты на пустое место. А потом высвечивать ещё одно пустое место.

Какие-то моменты хороши сами по себе, но совершенно не понятно, что они делают в этой конкретно книге? Огромная глава про собачьи бои смотрелась бы вполне уместно, если бы героем книги был хозяин одного из состязающихся псов или сам пёс. А здесь - как будто автор написал главу для совершенно новой книги, а потом подумал - издательство жмёт со сроками, почему не приляпать этот текст к четвертой части "Волкодава"?.. Сам ГГ, понятно, на собачьи бои смотреть бы в жизни не пошел, ну, значит, пусть второстепенный персонаж толчется среди зрителей. Причем долгое время этот персонаж там выглядит откровенно чужеродно - ничего не делает, никак не раскрывается.

В самом конце главы Волк вроде заступается за настоящего, лесного волка, которого собираются стравить с собаками, и это даже можно было бы считать "раскрытием характера", делая скидку на то, что Семёнова в принципе считает лучшим, если не единственным раскрытием характера любого мужского персонажа описание того, как персонаж дал кому-нибудь отпор, поставил на место, не позволил себя/другого обидеть или побить. Но сопереживания сцена не вызывает никакого, именно потому, что она воспринимается, как та самая белая нитка, которой автор пришил Волка - к собачьим боям, а собачьи бои - к своему рассыпающемуся роману. Почему так? Да потому, что бои получились куда эмоциональнее, живее, убедительнее. Они не выглядят, как подготовка и обрамление к поступку сюжетно-значимого персонажа, а, наоборот, поступок Волка выглядит искусственной пришлепкой к тексту, который автор хотел написать на самом деле.

Ну и потом, встаёт вопрос - сколько можно мусолить тему кровной мести? Винитар должен убить Волкодава, который ему на самом деле очень нравится, за то, что тот убил его отца. Аптахар должен убить Волкодава, который ему на самом деле очень нравится, за то, что тот убил его брата. Волк должен убить Волкодава, который ему очень нравится и у которого он учится, за то, что тот убил его старшего брата. Ещё раньше был брат Канаона - тоже собирался убивать невинного, как агнец, Волкодава, за убийство своего старшего брата. Автор впился в одну тему и грызёт этот мосол четвертую книгу кряду. На нем уже мяса не осталось, так и хочется сказать - автор, хватит, выплюнь каку! Сколько можно?! А где-то на заднем плане мотается унылая Оленюшка, которая твёрдо намерена выйти замуж за главного героя, хотя она видела его всего один раз, когда ей было десять лет. Такая пародия на "Валькирию", вся польза от которой - в доведении этой идеи до логического завершения (то есть до полного и беспросветного абсурда) и изобличении ее нелепости.