Печальный Лось

– Хау, – промолвил Печальный Лось, передавая мне трубку мира.

– Хау, – согласился я, принимая ее и поднося мундштук к губам.

В окружении других раскрашенных вождей, мы сидели вокруг костра, разожженного посреди бескрайней прерии. Рядом валялся труп бледнолицего, сраженного стрелой. Еще несколько бледнолицых топов, взятых в плен, теперь связанных кожаными веревками, лежали на земле поодаль.

– Нужно решить, что делать с пленными, – промолвил наконец Небесный Орел.

Я выдохнул дымное колечко и передал трубку Небесному Орлу:

– Скальпировать, конечно. А на что топы еще годны?

– Хау, Бурый Медведь прав. Бледнолицые топы без спроса пришли на наши литературные пастбища, чтобы забрать себе жирных бизонов. Теперь наши воины – даже самые искусные из них – умирают с голоду, разве это справедливо? Если хотим выжить, то должны воевать, как велит Маниту своим бесстрашным сынам.

Так вымолвил Небесный Орел, совершая из трубки мира глубокую затяжку. 

Я взял томагавк и поднялся на ноги, чтобы скальпировать топов.

– Бурый Медведь слишком нетерпелив, – назидательно промолвил Печальный Лось.

Я застыл на месте.

– Бледнолицых много, как сорной травы в прерии, – продолжил Печальный Лось. – И размножаются они так же быстро, как трава. Племя искусных воинов не сможет выщипать в прерии всю сорную траву, сколько бы ни старалось. К тому же у бледнолицых ружья. Ружья стреляют дальше луков, а глаза топов одурманены жаждой наживы. Воины Маниту не смогут защитить бизонов от пришлецов-графоманов, поэтому бизоны обречены. Наши литературные поля – уже не наши, а бледнолицых.

– Печальный Лось предлагает сдаться? – вымолвил Небесный Орел, и уголки его губ осуждающе дрогнули. 

– Сыновья Маниту должны выжить, только так они смогут победить. Для этого придется слиться с бледнолицыми, стать их частью. Еще – перенять у бледнолицых  писательские навыки. Много раз солнце сядет и взойдет, прежде чем мы исполним свой замысел. Но когда исполним, тогда случится день нашего – или хотя бы наших детей – торжества. Воины Маниту останутся искусными воинами, какими всегда были, а о бледнолицых топах никто не вспомнит.

С такими словами Печальный Лось подошел к трупу, стащил с него куртку и подобрал валяющееся рядом ружье. Неотличимый от бледнолицего графомана, направился в литературную прерию. 

– Разве Печальный Лось умеет стрелять из этой палки? – крикнул ему вслед Небесный Орел.

– Нет, – послышался твердый ответ. – Но обязательно научится.

Сидящие у костра воины невозмутимо затягивались из трубки мира, пока одинокая фигура Печального Лося не растаяла среди колышущихся трав. 

– Что по этому поводу думает Бурый Медведь? – обратился Небесный Орел ко мне.

– Бурый Медведь думает, что Печальный Лось говорил мудро. Нам не отстоять литературные поля, не спасти пасущихся на них жирных бизонов. Придется притворяться, что мы такие же бледнолицые, как они, – кивнул я на связанных топов. 

– Хау, да будет так! – воскликнул Небесный Орел. – Помочь тебе развязать пленных?

– Вот уже нет, – сделал я запрещающее движение. – Воины Маниту непременно подружатся с бледнолицыми, но дружба случится нескоро. Этих, попавшихся под горячую руку, я на всякий случай скальпирую.