Странный сон.

Совершенно внезапно я стал обладателем дома в деревне. Наследство от дальнего родственника, у которого почему-то не нашлось никого ближе. Черт его знает, почему я туда поехал, что вообще может быть нужно мне в деревне, находящейся черт пойми где. Возможно, повлиял отпуск, от которого не отказаться  и  закрытые границы. Греция, а может Таиланд или Турция поросли лесом, поэтому я решил посмотреть, что это за дом. А может сыграло любопытство. 

Деревня была старой и некогда богатой. Двухэтажные терема из дубовых, не вдруг охватишь, бревен, крыши, дорого-богато крытые черепицей, теперь потемневшей, поросшей не то мхом, не то лишайником, не разобрать.  

Дорогу к дому мне указал веселый, похоже, чуть выпивший тракторист, за пять минут беседы ознакомивший меня с местной географией, парой новостей из жизни области и почти убедивший, что зря я связался с китайским автопромом. Ему бы удалось убедить меня поменять машину на «Патриот», который «зверь а не машина», будь мой «бегемот» на самом деле китайцем, а не корейцем. Когда тракторист, вспомнив о делах, помахал мне рукой и, запрыгнув в кабину «Беларуси» укатил, я понял, что он так и не сказал, как его зовут. Впрочем, я узнал от него главное – как именно мне найти дом Петра Ивановича. О прежнем владельце тракторист говорил с уважением и, как мне показалось, с некоторой опаской. 

Дом оказался неожиданно большим. Сруб на высоком фундаменте из булыжников на растворе, замшелом  у земли, но сухим возле древесины, с резными наличниками и тяжелыми, темными от времени и непогоды ставнями. Я поднялся по крепким, недавно меняным ступеням крыльца, с некоторым трепетом снял здоровенный висячий замок и, вопреки своей дурной привычке оставлять ключи где попало, опустил тяжелый, еще хранящий тепло моего тела ключ обратно в карман джинсов. Заходя в дом, я ожидал затхлости, сырости, как в дачном доме, который долго не топился, но в доме было прохладно и сухо. 

Здесь царил суровый, создававший ощущение не то музея, не то отстраненности, порядок. Мебель, накрытая чехлами, книги на полках, расставленные, словно в библиотеке, по авторам. На столе у окна шахматная доска с недоигранной партией, английский гамбит, похоже. Осмотр дома затянулся – я брал с полок книги, старые, в основном изданные до середины прошлого века, начинал читать, ставил на место. Часть была на иностранных языках, английском, немецком и испанском. 

Вообще дом создавал странное впечатление – одновременно необжитости, словно хозяин бывал тут наездами, при этом казалось, что он неожиданно покинул дом пару дней назад. И огромная изразцовая печь и камин были готовы к тому, чтобы их разжечь, только спичку поднеси. В кабинете на огромном, крытом сукном столе, лежала разобранная двустволка, старинная, с истершейся ложей и местами сбитым воронением на стволах. Сдавать такое оружие не хотелось, а это значило головную боль с оформлением разрешения и регистрацией, либо, все же, терзания при сдаче. Я провел пальцами по холодной стали стволов, понял, что все же попробую получить разрешение. 

На втором этаже царило запустение – четыре больших, светлых комнаты были пусты, там не было вообще ничего. Странно, но во всем доме  не увидел ни одной фотографии. Даже в бегло просмотренном сундучке с письмами, написанными от руки, пожелтевшими, словно им было лет пятьдесят, не было ни одной фотографии, или же я их просто не заметил. Только в гостиной, над креслом висел портрет женщины. С поблекшей, потемневшей поверхности на меня смотрела женщина.… Сейчас ее, наверное, назвали бы девушкой, ей было, наверное, лет двадцать пять. Но  строгое, в викторианском стиле, платье и чуть презрительное выражение лица делали ее старше. Красивая, действительно красивая, но, похоже не самая приятная в общении женщина. Хотя какое там общение – судя по состоянию портрета она, наверное, умерла еще до моего рождения. 

На кухне соседствовала чугунная дровяная печь, электрическая плита и микоровлновка. Я поискал чайник и нашел лишь старинный медный, на полведра. С чайником и ведром я дошел до колодца, стоявшего перед домом, у самого колодца попытался сообразить, зачем я волоку с собой чайник. 

В этот момент меня окликнули.

- Вы, значит, Петра Ивановича наследник? 

Я обернулся и едва не выронил свою ношу – женщина на крыльце соседнего, через узкую улочку, дома была похожа на женщину с портрета, казалось, что она лишь переоделась в джинсы и тонкий свитер, ну может еще стала старше лет на десять. Нашел в себе силы кивнуть и выдавить что-то вроде «да, я», чувствуя себя полным идиотом. Первое впечатление ничем не изменить и произвести впечатление идиота на красивую женщину было довольно обидно. 

Она рассмеялась, приглашающе махнула рукой. 

- Заходите, напою вас чаем. Электричества у вас, скорее всего, нет, а с печью вы, городской, пожалуй, долго провозитесь. 

- Я умею обращаться с печью, да и электричество есть, но от чая не откажусь. – я дошел до колодца, секунду подумал – Не против, если я вам хотя бы воды принесу, к чаю я ничего не купил, не заметил тут магазинов. 

- Несите. – она дождалась, пока я наполню ведро. Вода в колодце была кристально-чистая, холодная, несмотря на теплый день. 

Я поднялся на крыльцо, такое же высокое, как и в доме Петра Ивановича, теперь вроде бы моем. Женщина оказалась высокой, хоть она и была босиком, смотрела она на меня чуть сверху. Она была красива и прекрасно это осознавала. Свитер обрисовывал ее грудь прямо-таки дразняще. 

- Иван. – я салютовал ей ведром с водой, чудом не расплескав воду. 

- Кристина. – она распахнула дверь в дом, приглашая меня войти. Я замялся, снимая кроссовки, прошлепал за ней, понимая, что, похоже, я уже слишком долго живу один. 

Чайник, двойник того, что остался возле колодца, уже закипал. В отличие от моего благодетеля Кристина предпочитала газ – голубоватый огонь под чайником горел с едва слышным шипением. 

- Вы похожи…

- На портрет в гостиной? – она не дала мне договорить, засмеялась, легко, так, что я тоже засмеялся. 

- Да. Если бы не состояние картины, решил бы, что писали с вас. 

- Может с меня и писали? – она сделала «таинственное» лицо и нова рассмеялась. Она вызывала странное ощущение – она была явно на своем месте, здесь, в этой деревне в глуши, но совершенно не ассоциировалась с жительницей деревни. – Это моя прабабка. Пани Кристина. Мне досталось и имя и внешность.

- Колдовство. - Я попытался пошутить, но она вздрогнула, похоже, что шутка была неудачной. 

- С лимоном? Или может с молоком? – Кристина выключила газ, вопросительно глянула на меня. 

- С лимоном. 

Свет мигнул и погас, на кухне из-за задернутых штор воцарился полумрак и я сунул руку в карман – достать брелок-фонарик, хотя в этом и не было необходимости. И вместо брелка коснулся пальцами ключа от дома. Прикосновение обожгло, меня словно ударило током и мир изменился, мгновенно, словно в телевизоре переключили канал. Уютная  кухня превратилась в заброшенную, с затхлым воздухом  и темными пятнами плесени, с полуистлевшими портьерами на окнах. Я перевел взгляд на Кристину и отшатнулся назад, с трудом сдержав вопль, натолкнулся на стол, едва его не опрокинув. Она тянулась за чашкой, стоявшей на полке комода, тянулась неестественно длинной, продолжавшей удлиняться рукой с острыми, словно выточенными из кости пальцами. Услышав грохот стола, она обернулась, резко, как это делают совы. Лицо у нее осталось прежним, только глаза теперь были черными, без радужки и белков. 

Я пятился от нее, выставив перед собой ключ, словно это был волшебный меч, способный меня защитить. 

- Жаль. – Она покачала головой- жаль что так получилось. Я тебе зла-то не хочу,  правда хотела чаем напоить. Ну и погреться рядом с тобой, теплый ты. 

- Погреться? И как далеко… Как ты греться то обиралась?

Она дотянулась, наконец, до чашки, рука ее вновь вернулась к нормальному, если б не пальцы, виду. 

- Дурак. Дойди до постели, тебя б и ключ не спас. 

Я действительно ощутил себя дураком – вместо постели я представлял себе Кристину, пирующую над моим остывающим телом. А теперь, после ее слов, мелькнула идиотская мысль о веревках, БДСМе, внезапно возбудившая, как будто я подросток, впервые увидевший порно. Она, похоже, поняла и засмеялась, так же легко, задорно, как и при нашем знакомстве. Улыбаясь как идиот, я допятился до двери, все еще сжимая ключ, подхватил кроссовки и, не обуваясь, вывалился на крыльцо, опрометью бросился в «своему» дому.

И нос к носу столкнулся с веселым трактористом.

- Познакомился с Кристинкой-то? – тракторист улыбался, скалился острыми, нечеловеческими зубами. От него нестерпимо несло псиной….