Картинки из частной коллекции

Летолес

Лес начинается сразу за калиткой. Высокие старые деревья смыкают кроны где-то высоко-высоко, сплетаясь в арку над темным коридором. Под ней не растет трава; земля черна и влажна, и даже узенькая тропинка, пробирающаяся между ветколапыми пнями, кажется слабой и грустной. Дрожа, как листик на осеннем ветру, дорожка выскальзывает из-под власти тяжелых корней и могучих стволов и выбегает на маленькую полянку, залитую солнцем и окруженную стройными лиловыми иван-чаями и кустами малины.

Тропинка уходит в заросли, пахнущие летом, солнцем, ягодами и погрустневшей от жары травой. Под кустами, усыпанной нереально нежными – возьмешь в руку и растают – малинками, - прячутся вырезанные лесовиками листья земляники. Ягод почти не осталось: изредка-изредка попадется сморщенная, темно-бордовая, перезагоравшая сухая земляничинка, болтающая о чем-то с крошечным бледно-голубым цветком-звездочкой.

Тропинка петляет, кружит, скрывается под лопухами и выныривает из-под коряжек на прогалины и, наконец, приводит на полянку, где за стожками сена укрывается молодой дубок – чуть выше меня ростом, с темно-зелеными листьями, вырезанными из картона и отлакированными солнечными лучами. Дубок машет веткой, и тропинка, не решаясь прекословить, поворачивает в заросли иван-чая и бузины.

Воздух становится тяжелым и плотным, разделяется на ощущаемые руками, плечами, почти видимые слои: теплые, прохладные, веющие ветерком или жарким дыханием лета, наполненные одуряющим ароматом мяты, и снова – теплый-прохладный, еще горячее – еще свежее. Кто-то режет огромным невидимым ножом пространство на пласты, перекладывая их, как кубики детского конструктора, встряхивая, как кусочки льда в бокале, но не перемешивая, оставляя вон там, чуть левее - мятный кубик, а справа – возле старой березы – лилово-малиново-иванчайный.

Нарезав лес, кто-то (Кто-то?) принимается за время. И вот уже над светло-зеленой кроной скучающей ольхи показывается краешек темно-синего, переходящего в светло-черное вечернего неба, на котором тушью нарисованы полупрозрачные облака и контуры нереально высоких, истончающихся к вершине сосен.

Лес наполняется запахами темноты, ночи, звезд; прохладными шелестами крылышек огромных шмелей и перепуганным пыхтением выскочившего на дорожку ёжика.

Тропинка разворачивается и бежит к дому. Возле самой калитки случайно выглянувшая ветка роняет на землю недозревшее яблоко – подарок сада лету, лесу и ёжику, раздвигающему острым носиком черную траву в поисках гостинца.

Ночелес

Солнце прячет корону закатно-алых лучей в розовых и сиреневых облаках и тихонечко отступает за горизонт, натягивая на быстро чернеющее небо звездное покрывало. В летолес приходит теплая, прозрачная, полная звуков и запахов ночь.

Старые деревья за калиткой отводят в сторону ветки, чтобы никого не напугать случайным прикосновением, и осторожно убирают с прохода узловатые корни - в темноте узенькой тропинке так сложно пробираться, на ощупь отыскивая выход на полянку.

Колючие малиновые заросли раздвигаются, выпуская малышку на простор, где легкий теплый ветерок кокетничает с травинками, что-то нашептывает на ушко отцветшим ландышам, ласково гладит по волосам растрепанную земляничку. Услышав в темноте легкие шаги подружки, ветерок подхватывает тропинку и начинает кружить ее в волшебном танце под музыку звезд. Любопытные ежики высовывают острые носы из кустов, глядя, как лягушки водят хороводы с щеглами и соловьями. Серые, бледно-желтые, коричнево-охряные ночные бабочки слетаются к фонарикам, что развешивают на кустах светлячки.

Фонарики мигают в такт музыке звезд красным, синим, зеленым по очереди, а потом все вместе – красносинезеленый. Все быстрее играют скрипачи-сверчки, все громче притопывают ежи, все выше поднимаются на хвостах ужи, раскачиваясь и с пришепетыванием подпевая щеглам. С деревьев спускаются белки, цепляясь коготками за изгибы коры, а из зарослей иван-чая выпрыгивают зайцы-шалуны.

На черном небе, раздвигая легкие перистые облака, появляется полная луна. Ее молочно-золотистые лучи пробуждают от сна темные тени – высокие, тонкие, полупрозрачные; тяжелые, приземистые, кряжистые; колючие, бесформенные, четко нарисованные лесной тьмой. Они – и часть этой тьмы, и ее повелители. Тени выбираются на тропинку, что съеживается под их невесомыми стопами. Странные, призрачные существа собираются вокруг полянки, тянут длинные, гибкие руки к танцующим; гасят вздохами разноцветные фонарики.

Вот темные тени уже выступили из-за деревьев; проскользнули меж кустами малины; окружили плотным кольцом тропинку и бабочек, сверчков и лягушек, ежиков и траву. Они сплетают тенистые отростки над поляной, прячут ее под куполом, сотканным из запредельного мрака, сквозь который не пробиться тонким лучам звезд.

Только бледная луна освещает лес, отражается в капельках росы, в глазах ночных зверюшек, на крыльях бабочек, в погасших фонарях. По серебристой лесенке, что исчезнет на рассвете, спускается луна из призрачного небесного города. Она дарит детям тьмы свет и жизнь, тишину и танцы. А когда погаснет ночное светило, растают и тени: растекутся тонкими ручейками, спрячутся под корни старых деревьев, в ужиные норки, уйдут в подземелья и наднебесья, где и будут терпеливо дожидаться нового молчаливого танца в следующее полнолуние.