Деньги

"Я мыслю, следовательно существую"

Рене Декарт.

Если мыслительный процесс -- главный маркер жизнедеятельности, то сами мысли, это продукты жизнедеятельности. Мысли -- все что мы имеем, ведь любой материальный объект принимается нами лишь после умственной обработки. Объект может быть в наличии, но без обработки информации о нем, мы не знаем о его существовании.

Познакомимся, я -- Деньги. Нет, не бездушная пачка хрустящих купюр, не счет в банке, я -- обработанная разумом квинтесенция  всего вышеперечисленного и много чего еще -- мысль, даже идея, а для вашего внутреннего взгляда могу выглядеть вполне материально, даже антропоморфно. Обо мне грезят все, или почти все люди. Грезят, в основном, однообразно, и так часто, что я способен вышагивать по этим грезам из одной головы в другую точно по квадратикам тратуарной плитки, выложенным от двери одного дома к другому.

Однажды, в образе бомжа, я вылез из телевизора в квартиру Пети Друнова -- ухватился за мечту, излучаемую его очами в сторону изображения графа Монте-Кристо на экране.

-- Аббат Фариа? -- метко попал в "молоко" Петр, машинально наводя на меня мушку пульта.

-- Лучше. Я -- тот, кто не приносит счастья, но позволяет грустить в комфорте, -- ответил я, и сразу добавил, -- Ты зачем в меня этим целишься? Отключить хочешь?

--  Грустить в комфорте... Ааа, Коньяк, -- недогадливо догадался Друнов, -- почему без шоколадки?

-- К философам прихожу без презентов, в виде чистой идеи. -- отозвался я, одергивая грязное драное пальто, задравшееся пологом на загривок в момент неуклюжего прыжка из форточного размера телека.

-- Ч-чистой? -- недоуменно повторил  собеседник, оглядывая мой неопрятный прикид, -- какова же тогда грязная?

-- Чисто выбритая высокомерием, облаченная в Hugo Boss гордыней, закованная в Rolex алчностью. Но, ты ведь не о том мечтаешь, не правда ли? Для тебя, я, скорее, свобода.

-- Деньги! -- наконец дошло до Петра.

Я, поклонился в издевательском реверансе.

-- И что теперь?

-- Пойдем, пожрем. -- заявил я, и деловито прошагал на кухню -- к холодильнику.

-- Там мышь повесилась! -- искренне соврал Друнов.

Мышь, перед обалдевшим взглядом подоспевшего хозяина холодильника, уже вылезла из петли, когда я отворил дверку агрегата, села на скумбрию, и поводя левой передней лапкой направо, прогорланила тоном базарной торговки: "Свежие фрукты, апельсыны-мапэльсины, арбузы-гарбузы, сладкие, вах-вах, пальчики оближешь!"

Правой лапкой, указав налево, пропела ангельским сопрано:"Окорока копченые, потроха печеные, мозги тушеные!"

Петр, сглатывая слюну потянулся к полке белого кормильца. Мышь фыркнула, согнула левую лапу в локте, зажимая ею распрямленную левую, и рявкнула басом:"Накося-выкуси!"

Друнов, обиженно посмотрел на меня.

-- Дела желудочные вне моей компетенции, я -- лишь идея, а желудок материален. -- неоправданно бодро оправдался я.

Желваки ходуном заходили на лице приходящего в ярость философа, он вытянул из кармана халата пульт управления телеком, и приставив его к моему сердцу нажал на окурок, прилипший к красной кнопке. Выстрел, еще один -- контрольный в голову!

Чтоб я к тебе хоть раз еще пришел.....накося-выкуси Петя!