Птичка серая

Птичка была серая, похожа на витрувианского человека. Клюв раскрыт двузубым первомайским флажком. Летела она ввысь, и небо рассыпалось золотом на встречу. И было птичке хорошо.

Не знаю, почему я так решила. Может причиной стал шок. Как бы то ни было, я смотрела на птицу и всё пыталась проглотить нечто, что никак не желало проглатываться.

Возможно, это было то самое чувство, с которым русские солдаты расстреливали служащих концлагерей.

Странная комната. Разбитое решёткой оконце. Слёзы бежевой краски на давно немытом стекле. Стены, как у колодца. Высокие, словно тянутся к солнцу. Бежевый умер на них и покрылся трупными пятнами. Драный линолеум. Липкие от грязи лохмотья. Старый матрас, сбитый до толщины простыни…

…и ласточка распахнувшая крылья навстречу солнцу.

Высоко-высоко.

Ниже стены, покрытые замысловатой вязью инициалов сердечек, символов, знаков, цифр. Царапины открывают пласты местной археологии. Под бежевой – зелёная краска, под ней голубая, затем белая. Птичка сияет над всем – чистым серым бетоном, более глубоким там, где единственный глаз. Дому не удалось к ней прикоснуться.

Надо было очень стараться, чтобы ласточка вспорхнула так высоко.

*******

Как же создательнице птички хотелось сбежать отсюда!

Помню, с каким трудом получалось верить,  в то, что она иногда рассказывала в те дни, что мне повезло быть рядом. Сейчас понимаю – не получалось. Она стала мне собеседницей, другом, сестрою, но до конца верить не получалось. Мерзкие пауки её воспоминаний, быстренько загонялись под ковёр, вели себя тихо и никогда оттуда не выпускались.

Маленькая серая птичка оказалась ударом в лицо кулаком.

Ведь она оказалась реальна, а значит те капли горечи, что порой срывались с губ друга, были её настоящим.

А вот тумбочка на ножках, что зачем-то взялась изображать из себя тётку, в дорогом, но безвкусном платье. И не просто абы какую тётку, а ту, что руководит этим детским домом почти два десятка лет. Сейчас она беспрестанно шевелила густо намазанными розовой помадой губами.

Она рассказывала и рассказывала и рассказывала, хвалилась достижениями, спортзалами, секцией самбо, театром. Но всё же была в этом доме комната, которой нет.

– О чём вы? – всплеснула тумбочкообразная директриса руками, когда я спросила её про карцер. – У нас его нет, и никогда не было.

Комнату с ласточкой она назвала подсобкой, которой никто не пользуется. Там очень холодно, ведь нет отопления.

Точно!

Сестра моя богоданная всегда боялась холода. Даже летом, в жару, спала под двумя одеялами.

Прикусываю губу, чтобы не дать ненависти вырваться на свободу.

Я здесь не ради мести.

У меня задание журналиста. 

Репортаж!

И я напишу его. В конце концов, это моя работа.

Но про серую птичку, со всех крыльев бегущую на свободу, напишу тоже.