Херофобия (ER, Юмор, флафф, драма)

Фобии чем-то похожи на сов: они порою совсем не то, чем кажутся.

(написано для команды "Настоящее свекло" в рамках ЗФБ-21)

— Ангел! Ты в своем уме?!  — вопрошает Кроули, хмурясь скорее растерянно, чем грозно. 

— А в чьем же еще я могу быть, мой дорогой? Даже обидно как-то. — Азирафаэль поправляет клетчатый галстук-бабочку перед зеркалом. Он невозмутим, благостен и безмятежен — впрочем, как и всегда. 

— Тогда что за чушь ты несешь?! 

— Я ничего не несу. Я констатирую факт. 

— Нет у меня никакой херофобии! 

— Есть. 

— Ты это специально, да? Чтобы я вот прямо здесь и сейчас снова тебе доказал, что вовсе я их не боюсь?! Как раньше со стенкой, да?! 

— С какой стенкой? 

— Когда ты по десять раз на дню называл меня милым, заставляя тебя к ней прижимать, чтобы доказать обратное?! Вот и сейчас, да? Так я готов! 

— Э. А… Дорогой, верни, пожалуйста, нашу одежду на место. 

— Ну… Ладно... Если ты просишь таким убедительным тоном… — Кроули пожимает голыми плечами и немного смущенно снова щелкает пальцами, возвращая все детали их с ангелом туалета на свои места. С вызовом вскидывает подбородок: —  Убедился? Нет у меня боязни членов! 

— Так я и не утверждаю, что есть. 

— Ангел! Я не утка! У меня есть уши, а ты только что говорил… 

— Про херофобию. 

— А не однохренственно? 

— Как грубо, мой дорогой, — морщится Азирафаэль, — мог бы сказать хотя бы “монопенисуально”. И — нет, это совсем другое. Херофобия не имеет ничего общего с тем, о чем ты подумал, это всего лишь боязнь быть счастливым. И не говори, что у тебя ее нет. 

— Эй! Это ты из-за того, что я отказываюсь переезжать в ту развалюху на побережье, пока не доделан ремонт? 

— И из-за этого тоже. — Азирафаэль вздыхает и какое-то время молчит, а потом продолжает уже другим тоном, более мягко: — Я не тороплю, мой дорогой, ты не подумай. Я понимаю. С твоим опытом было бы удивительно, не заимей ты подобной проблемы. Думаю, что-то подобное есть у всех ваших. Это было так неожиданно… и так непоправимо... Не та компания, один лишний вопрос — и прощай, Небеса... счастье отобрано. Навсегда. И ты никогда уже не сможешь… Ох, Кроули! Мне так жаль… Мне так хочется надеяться, что ты все же сумеешь... хотя бы теперь, когда все позади… Что ты обретешь покой и сможешь быть счастлив. 

— Это чушь, ангел! — Кроули решительно пожимает плечами, уже снова затянутыми в стильный черный пиджак. Достает из воздуха бутылку и бокал, присаживается на подлокотник кресла. — Ангельская чушь. Счастье — необязательный атрибут. Я вполне обхожусь и без него. Всегда обходился.

— Но ты ведь был счастлив! Я же знаю, я видел. 

— Где? 

— Здесь, на Земле. 

— Когда? 

— Да часто! 

— Разве что когда напьюсь. Твое здоровье, кстати. 

— Да не только! Ну хотя бы в той же Месопотамии, еще до Потопа! Помнишь, как мы с тобой там зажигали?  

— Помню. 

— Ты был там счастлив! 

— Да. 

—  И ничего не боялся! 

—  Да.

—  А потом...

—  А потом был Потоп. 

— Хм… Действительно... Неудачный пример. Прости… 

— Забей. Говорю же: счастье не важно. 

— Важно! Ладно, Господь с ней, с древней историей… Ты был счастлив у Даулингов, когда воспитывал того мальчишку в духе следования путем зла, но так, чтобы он ни в коем случае не послушался! 

— Ну да. А потом оказалось, что это вовсе не тот мальчишка. И что я облажался по полной. 

— И вовсе ты не облажался! Наверняка это тоже была часть тонкого и продуманного плана. 

— Ангел! Я перепутал корзинки! Я потерял Антихриста! Какой тут может быть план?! 

— Непостижимый, конечно же! Какой же еще? 

— Ох, ангел… мне бы твою веру. — Кроули медленно тянет вино и молчит какое-то время. Может быть, в этом виновато вино, но когда он заговаривает снова, его голос совсем другой, в нем куда меньше уверенности и холода: —  Вообще-то есть один момент, когда я был… хм…  действительно счастлив… Не так уж и давно.  

— В “Ритце”? — воодушевляется Азирафаэль, расплываясь в мечтательной ностальгической улыбке. — После Неслучившегося? 

— Немного ранее. Перед самым Неслучившимся. 

— Хм… Мне казалось, что тогда ты как раз был не очень-то… 

— Помнишь, ты мне позвонил? Когда обнаружил Антихриста. 

— Ох… Еще бы. Такое забудешь, пожалуй. 

— Ну вот.  

— Тебя так обрадовало обнаружение Адама? 

— Не совсем… Меня так обрадовало, что ты мне позвонил. Ты. Мне. Первым. Ты ведь мне почти никогда не звонил… А тут… Ты же помнишь, как мы расстались перед этим? Я потом себя буквально за руку хватал все время, чтобы не позвонить самому и не начать пресмыкаться… Как и положено старому змею. А тут ты. Звонишь. Чтобы сообщить про Адама. Мне. Словно мы вовсе не ссорились. Словно той жуткой беседки вовсе и не было, словно она для тебя ничего не значит… А я как раз только что победил одного врага… При помощи твоей святой воды, между прочим! И почти справился с другим… А через минуту и справился, на восторге от твоего звонка. Загнал его в автоответчик… Да. Тогда я был действительно счастлив. 

— А что было дальше? — спрашивает Азирафаэль, потому что пауза тянется слишком долго. 

Кроули молчит. Тонкая ножка бокала в его пальцах издает жалобный треньк, ломаясь. 

— Ох… — говорит Азирафаэль. Лицо его вытягивается. 

Кроули молчит. 

— Хорошо, что это был пустой бокал, — говорит Азирафаэль, пытаясь улыбнуться. 

Кроули молчит. 

— И вообще, — говорит Азирафаэль, решительно сдвигая светлые бровки, — все хорошо, что хорошо кончается. А тогда для нас все кончилось хорошо. И не спорь. 

Кроули молчит. 

— Потому что, — продолжает Азирафаэль так же решительно и упрямо, — нам с тобою действительно очень повезло. И мне, и тебе. И не спорь. Вот представь только, что ты тогда примчался в мой книжный… Догорающий уже книжный. В котором больше не было меня... И был бы ты при этом чуть менее счастлив. И чуть более внимателен. И увидел бы, что я так и не положил на рычаги трубку телефона. И подумал бы, что меня убил тот твой... хм... друг, которого ты так удачно загнал в автоответчик, а я... я случайно освободил, снова тебе перезвонив и напоровшись на… 

Теперь жалобный треньк издает бутылка. Кроули молчит, беззвучно хватая ртом воздух и побледнев так, что его желтые глаза кажутся темными. 

— Ты бы решил, что виноват в моей смерти, — продолжает Азирафаэль очень спокойно, глядя куда-то в темноту между книжных полок, взгляд его тяжел и светел, — и тебя бы это сильно... расстроило. Очень сильно. Я же тебя знаю… И что бы тогда тебе оставалось? Да, это я знаю тоже… Еще одно ограбление церкви, на этот раз реализованное. Чаша со святой водой… Вот так. И никакого термоса. Да. А я бы потом, когда сумел вернуться с этих чертовых Небес… а я бы сумел вернуться. Ох… Знаешь, мой дорогой, может быть, ты был не так уж и не прав в своей нелюбви к Шекспировским трагедиям. Они куда лучше смотрятся из зала, чем когда… 

— Ангел… — говорит Кроули  очень тихо и нерешительно. 

Азирафаэль моргает, словно приходя в себя, улыбается, смотрит на Кроули почти виновато. 

— Извини. Я увлекся, наверное. Но все же, согласись: хорошо, что ты был тогда так счастлив. И что тебя так шарахнуло моей мнимой гибелью, что ты не заметил ту трубку. 

— Ангел… — говорит Кроули, и голос у него такой, словно вот-вот издаст то самое “треньк”. — Черт с тобой. Ладно. Уболтал! Я согласен переехать в твой чертов коттедж на том чертовом побережье!