Дальнобойщики Татьяну Толстую не читают

Сегодня новостная лента, раз за разом возвращала меня к этой, без дураков, великой фамилии. Упорно упоминается вклад именно Татьяны Толстой в русскую культуру и организованная сетевая травля. Что ж, пришла пора рассказать о том какое влияние своим творчеством оказала эта женщина и на меня.

Ориентировочно в 2002 году понадобилось мне срочно и под новый год пригнать грузовик из Финляндии. Уже по дороге в Котку, наблюдая километры очереди из загруженных к Нововому Году фур, стало понятно, что быстро выбраться из гостеприимной страны не удастся. О сложной ситуации на Российско-Финской границе я догадывался, так, что запасся упаковкой минеральной воды, пачкой сыра и почему-то бастурмы, тем самым пище телесной предпочитая пищу духовную. Неожиданно я взял с собой чуть ли не все творчество Татьяны Толстой. Странный выбор для коротания бесконечной зимы в кабине грузовика.

Дело в том, что буквально до этого я ознакомился с романом (мнда, глядикось, это роман) Кысь. Счел эти кривляния забавными, и запасся творчеством, как я думал, впрок.

Ан, нет. По итогу выяснилось, что сидеть мне пришлось аж четыре дня, да так что всё понаписанное я перечитал вдоль и поперек.

Я бы мог погуглить, что же я там читал, но, пожалуй, не буду. Запомнилось только то что жилось Толстым всегда трудно – их домработница не могла найти на рынке нормального мяса, а Татьяна мысленно представляла, как проплывает между ног Колоса Родосского и взгляд вверх пугает её. Вот в общем то и все что я сейчас помню. 

К слову, из Кыся я помню гораздо больше – пожирание мышей, пинзин, валенки на четырёх костях и ядовитые зайцы. Читать подобное экономя испаряющийся для прогрева промерзающей кабины пинзин под минералку и бастурму было несколько… раздражающе, что ли. Как с другой планеты. Вклад в культуру? Ох…

Жирную точку поставил измученный долгим бездельем дальнобойщик. Он пришёл обменять свои немудрёные эротические журналы хоть на что ни будь почитать, но от Толстой шарахнулся как чёрт от ладана. 

Мне ничего больше не оставалось, как только перекрестить его скорбную, уходящую спину томиком писательницы.