У моей жены нет недостатков

Женщинам, что владеют нашими сердцами, отныне и впредь. Посвящается.

1.

У моей жены нет недостатков.

Особенно я обожаю её ангельский характер.

Когда северные кланы объединились в союз и пошли войной на равнину, то успели пожечь немало селений, пока не накатились всепожирающей волной на стены нашего замка. Я в то время усмирял кочевников у восточных границ, и разбираться со всем пришлось Эльге.

Сказать, что она была недовольна, значит, не сказать ничего. Она метала гром и молнии — в прямом смысле. Она не любит использовать магию, потому что несущие смерть чары вроде как вредны для нежной женской кожи. Хотя она уверяет, что просто не приемлет убийства живых существ, даже таких никчёмных диких выродков, как людоеды из северных кланов.

Конечно, выродками их называю я, ей претят ругательства. Издержки воспитания, их сложно изживать даже в нашей глуши.

Боевых отрядов у нас давно не водится. Так, пара её учениц, пара моих оруженосцев и куча перепуганных мирных жителей, что испокон веков селились в землях вокруг замка. Само собой, система оповещения сработала как нужно, и почти все успели добраться до нашего оплота.

Почти, но не все, к сожалению. Как бы сильна не была моя жена, даже она не может присутствовать в десятках мест одновременно. Терпеть не могу, когда так выходит, она до сих пор переживает за каждую бессмысленно потерянную жизнь. И до сих пор остро реагирует. Порой даже слишком остро.

Она обошлась с ними куда мягче, чем поступил бы я. В любой войне есть та мера жестокости, которую лучше не переступать, чтобы потом, когда осядет пыль и кровь устанет течь из ран, тебе самому не было стыдно смотреть в зеркало.

Я плохо чувствую эту меру, редко успеваю остановиться вовремя. Говоря проще, я зверею, когда жестокость и чувство вседозволенности превращает разумных в алчущих чужой боли и страха, упивающихся собственной безнаказанностью тварей. Не могу заставить себя их жалеть. Слушать разговоры, что они тоже люди, и у них есть души, семьи и право жить.

А Эльга может.

Словом, она предпочла не устраивать кровавую баню, прорываясь сквозь ряды закованных в костяные доспехи и старые чары воинов. Я бы поступил именно так. Мужчины, изведавшие вкус лёгких побед, лучше всего понимают лишь язык безжалостной несокрушимой силы. Кровавые бреши в их рядах, что оставил бы я, сминая всё на своём пути, —  это был бы хороший наглядный урок.

Но я, как назло, был на востоке.

Эльга организовала оборону как умела, а вольная слушательница курсов императорского стратега умела делать это хорошо. Из поселений, что признавали нашу власть и покровительство, пострадало всего два, да и там большинство жителей удалось вывести.

Стены замка высоки, а сам он вместителен за счёт скрытых под фундаментом и разнесённых сетью порталов катакомб. Да и запасов там в достатке. По большому счёту, она могла просто держать оборону и ждать, пока я не вернусь и не наведу порядок.

Как и подобает хозяину этих земель.

Но как я уже сказал, у Эльги ангельский характер, а ангелы не терпят несправедливости. Преступления северных кланов, их злоба и чуждые цивилизованным чародеям ритуалы, что включают жертвоприношения разумных, не могли оставить её равнодушной.

Она не стала обрушивать на них всю мощь небесного огня и алчность выжигающих молний. Не больше, чем того требовали обстоятельства.

Когда замешательство от буйства стихий отбросило очередной натиск, Эльга телепортировалась в стан врага и уничтожила главного шамана одним точным, милосердным ударом. От меча он умирал бы куда дольше, но что ж теперь поделаешь.

Идейных соратников у очередного горного избранного оказалось немного. Два-три самых верных прихвостня легли рядом с ним, остальные, как и подобает храбрым победителям безоружных крестьян, разбежались кто куда.

Когда я с оруженосцами прибыл к замку, всё уже было кончено. Выслушав доклад сенешаля, я отправил парней помогать ученицам наводить порядок в окрестностях и изгонять остатки захватчиков. Или убить, как будут складываться обстоятельства.

Эльгу я нашёл во дворе у портала, она как раз возвращалась из катакомб. Не вышла оттуда, пока не убедилась, что всем нашим людям оказана соответствующая помощь. Даже платье не сменила. Белое с золотым плохо гармонировало с копотью.

Я отвесил подобающий ситуации церемонный поклон, зная, что её рассмешит это нелепое следование традициям. Она и впрямь засмеялась и бросилась в мои объятья. От неё приятно пахло озоном и дымом.

— Как же хорошо, что ты опять рядом! Теперь мне спокойно, — сказала она.

— Вообще-то это мои слова.

Поцелуй вышел долгим.

Когда мы сумели оторваться друг от друга, я сказал:

— Прости, что не успел раньше. Я торопился как мог.

— Знаю, но я не хотела, чтобы тебе пришлось снова… — она на миг запнулась, будто забыла слова. Но у неё ведь идеальная память, значит, просто не хотела расстраивать, произнося их вслух.

— Ты поступила верно, но от того, что это пришлось делать тебе, радости нет.

— Как же порой умиляет, что ты до сих пор считаешь меня хрупкой, как фарфор, — улыбнулась она, прижавшись ко мне.

— Ничего не могу с собой поделать. И ты не фарфоровая, ты пламя в ночи, но как бы сильно не было пламя, его нужно беречь, иначе нечем будет разгонять тьму.

2.

Обычно я просыпаюсь с рассветом, многолетняя привычка, лучше всего выдвигаться в поход, когда солнце ещё молодо. Эльга же любит нежиться в постели до полудня. 

Если не проводит свои вечные эксперименты над всеми стихиями, конечно же. Тогда в крайнюю башню лучше не соваться без специального приглашения. Порой там творится такое, что лучше не видеть и о чём лучше не знать. Убить не убьёт, но необратимые колдовские изменения вполне может оставить.

Я не жалуюсь. У неё есть любимое занятие, оно добывает ей знания, которых она жаждет и отвлекает от скуки, которая порой наступает, если нечем заняться в тихом семейном гнёздышке. Особенно, если это гнёздышко затерялось где-то на краю обитаемого бытия, а все бытовые проблемы решает магия и вышколенные слуги.

Согласен, что замок на границе бесконечности не самое лучше место для выпускницы академии всеблагих звёзд, но служба есть служба. И когда я вернул своё по праву, она не стала противиться и последовала за мной.

Как и полагается воину, я простой бесчувственный чурбан, но даже мне понятно, от сколь многого она отказалась ради нас. Так что мне совсем несложно потерпеть под боком немного разрушительного волшебства. А башня… башню всегда можно отстроить заново. Пусть даже из-за сильного магического фона это приходится делать собственными руками. 

С усмирения северных кланов прошла уже пара месяцев. По идее, новый избранник, что поведёт орды, появится лет через десять-пятнадцать, но в этих расчётах могут быть погрешности. В конце концов, время здесь, у границы между явью и пустотой, имеет свойство меняться, играть и обманывать. 

А может, ландшафт вновь изменится, и проходы из их дикого мира сюда закроются насовсем. Тогда беднягам придётся резать и убивать только друг друга, чтобы хоть как-то развлечься. А там глядишь, и прогресс подтянется. Какая-никакая цивилизация, тут не угадаешь.

Впрочем, пропадут эти, появятся другие. Похожие на людей, или совсем иные, дышащие кислородом или метаном, с простыми клинками или оружием, извергающим плазму, неизлечимые болезни и прочую разноликую, но такую одинаковую смерть.

Работа для стража рубежей всегда найдётся.

Может, к тому времени мои оруженосцы уже станут рыцарями. Из ребят точно выйдет толк, впрочем, иного и ждать не приходится, иначе я бы просто не взял их под своё начало.

Здесь мы с Эльгой похожи. Умеем выбирать лучших из лучших. Какой-то природный талант, полагаю. Стать, родовитость, способность к магии или к воинскому делу — этого не всегда хватает. Порой какие-то мелкие черты, обычно проходящие с краю привычной жизни, могут стать решающими. И тут важно разглядеть стержень в забитой тихой девчонке из самой глухой деревушки или умение быть храбрым в разбалованном сладкой жизнью пареньке.

Сбился со счёта, сколько славных рыцарей я воспитал и сколько прославленных волшебниц и чаровниц вышли из-под крыла Эльги. Некоторых, увы, уже давно нет в живых, но радует хотя бы то, что ни один из них не опозорил своих наставников. Высшей награды, пожалуй, трудно ждать.

Порой, конечно, становится немного досадно, что собственные дети не так рьяно впитывали родительскую мудрость. Впрочем, на сыновей я не держу обиды. Уж слишком они похожи на меня. Такие же упёртые и самоуверенные.  А с такой матерью не сложно вообразить себя совсем бессмертными.

Основам я их научил, да и со знаниями, полученными от Эльги, им было намного легче, чем нам в своё время. Но все боли и радости жизни они всё же предпочитали познавать сами.

Старший, кажется, даже глаз потерял, когда добывал мёд всезнания с мирового древа, но, может, это просто слухи?

За дочерей, признаюсь, мне было пострашнее. Мальчишкам что, их и Уроборос не перекусит, а вот девочки... Впрочем, Эльга убедила меня, что как раз за них волноваться не стоит. А я ей поверил, всё же магию они унаследовали от неё, а с такой подмогой и впрямь легче бродить по дальним звёздным дорогам.

Так что тренировать и пестовать нам оставалось чужих детей. Пусть с годами они и становились нам как родные.

Вот и сейчас оруженосцы, согласно расписанию, выбивают друг из друга дурь на ристалище. Стараются не только потому, что должны, но, и чтобы впечатлить скучающих учениц. Похоже, сегодня эксперименты особенно опасны, и Эльга выгнала воспитанниц во двор, почитать трактаты на свежем воздухе.

Ага, вот опять башня закачалась. Какой у нас там сегодня дым? Пурпурный, это что-то новенькое. Ну хоть крышу не снесло, и на том спасибо.

Я уже решил было вернуться в постель, но тут в окно влетело крылатое письмо. На нём был запах её духов и приглашение на завтрак.

Любит она подобные жесты. Каждое утро придумывает что-то эдакое, когда мне удаётся задержаться в замке хотя бы на пару недель. Ещё одно хорошее воспоминание, что греет в походах и вылазках.

Завтраки, если получается совпасть по времени, это только наше. Обед или ужин можно разделить с гостями, подопечными, детьми, если они соблаговолят тут появиться. Но завтрак — это только наше время. Вот такая у нас причуда. Начало дня должно встречать вместе. Ведь кто его знает, что может случится к вечеру.

Завтракаем мы обычно в самом дальнем от её экспериментов месте: на уютной, скрытой от всех ветров террасе, откуда открывается отличный вид на мирные поля, зелень и плавающие в небесах острова.

Когда мы только встретились, Эльга совершенно не умела готовить. Не умела и не любила. Высшая магия была интереснее, да и с её помощью всегда можно добыть себе пропитание.

Я тогда был простым наёмником. У меня не было ничего, кроме меча, проклятого скакуна и уверенности, что всё сущее создано лишь для моих побед и свершений. А походную кашу я мог варить и сам, иначе бы давно протянул ноги.

С годами, как не удивительно, ей стало это интересно. Увы, способностями к кулинарии судьба мою жену обделила. И как ни старалась наша главная кухарка, каким бы богам не молилась и каких бы духов не вызывала, толку всё равно не выходило.

Эльга даже связалась со своими учителями из академии, и великий архимаг в конце концов выдал ей неутешительное решение — магический потенциал её без всякой жалости воздействует на компоненты при готовке и, соединяясь, они превращаются во что угодно, кроме чего-то съедобного.

Когда мне наскучило острить на эту тему, я предложил ей оставить попытки. Не каждый бой можно выиграть. Я всё же участвовал в битве у Врат Вечности, и я знаю о чём говорю.

Но, если помните, у моей жены ангельский характер, а ангелы не умеют сворачивать с выбранного пути.

— Мне хочется сделать это для тебя, и так, чтобы ты ел без внутреннего содрогания, — просто сказала она.

К тому же, думаю, тут была задета ещё и её честь как практика — не было такой задачи, которую бы она не могла решить. Просто требовалось время. Год или сто лет. Когда есть время — всё возможно.

Я не переживал на эту тему. Если что-то не получалось, всегда можно было воззвать к милости главной кухарки. К тому же я в своё время ел всё: от хрустящих лапок гигантских пауков до печени дракона. Мой лужёный желудок сложно напугать, хотя Эльге это порой удавалось. Особенно тогда, в прошлый парад всех планет.  Не думал, что когда-нибудь буду с нежностью вспоминать пересоленные плавники гадов морских.

Но удовольствие встречать утро вместе с ней скрашивало всё.

К тому же сегодня завтрак удался — простая и сытная пища. А соус так вообще был восхитителен. Но ей почему-то именно он чем-то не понравился.

— Наверное, дело в перце, — пожаловалось она. 

— Это всё твоё неизменное стремление к совершенству.

3.

Иногда меня мучают кошмары.

Ничего нового, разум остаётся разумом, будь ты хоть тысячу раз хранитель границы. Если много видел и ещё больше совершил, оно всегда таится в тебе. Возвращается кровавыми вспышками и гложет, гложет.

Даже если чувствуешь себя абсолютно правым. Хотя, если живёшь долго, просто не сумеешь всегда быть правым. Ибо так устроены люди. И неважно, сколько у них голов, рук или ног.

Если мне везёт, и я не морожу колени в какой-то забытой богами провинции по ту сторону колеса времени, то кошмары настигают меня в нашей спальне.

Тогда Эльга успокаивает меня. Она вообще всегда умеет меня успокоить. Своим тёплым дыханием, своим голосом, прикосновениями. В её руках моя ярость сходит на нет, и затаённая злоба тает, растворяется и уходит. 

— Я с тобой, — шепчет она в такие моменты. — Мои крылья лишь для тебя.

И я засыпаю в её объятьях, и жаждущий крови гнев не властвует надо мной ещё долго.

4.

Отец учил меня, что мужчина должен твёрдо стоять на ногах. Что женщина — это его крылья. Она приникает к нему, врастает плотью в его плоть, позволяет ему оторваться от земли. Или хотя бы стоять прямо. Порой, говорил он, мир переворачивается, и тогда крылья становятся опорой, которая держит обоих.

Это были мудрые и верные слова. И когда я понял их смысл, я учил этому и своих детей; надеюсь, они слушали.

А теперь, когда я много старше отца, я бы добавил к ним ещё кое-что. Чаще всего вселенная встаёт на бок, и тогда, и мужчине, и женщине, приходится упираться в твердь, чтобы каждый выстоял и оба не упали.

5.

Зверь рыкающий повадился безобразничать на полях одной из наших деревень. Пока страдал только скот, но лучше не ждать новых жертв. Можно было, конечно, отправить оруженосцев с ученицами, пусть попрактикуются. Но мне захотелось немного размяться. 

Три месяца спокойной и тихой жизни дали о себе знать.

Я предложил устроить небольшую семейную охоту. Моей жене не по душе такие забавы, но та тварь оказалась уж очень интересна на предмет алхимических ингредиентов, и Эльга не смогла устоять.

Да и охотой это можно назвать с большой натяжкой, скорее пикник. Из свиты только оруженосцы и ученицы, никаких егерей, адских гончих и трубадуров.

К тому же там очень живописные места, и денёк выдался погожим. Грех не воспользоваться случаем.

Накануне к ней пришла какая-то весть, но она не стала рассказывать, мол, это сюрприз. После охоты узнаю. 

Зверя выследили быстро. Во-первых, он рыкал достаточно громко. Во-вторых, особь была молодая и не вошедшая ещё в полное непотребство. Впрочем, свалить его с одного удара мог разве что я — но после этого существовала опасность не собрать нужные материалы. К тому же мы заранее решили: пусть тренируется молодёжь.

Это у нас выходной, а у них пусть будет очередной экзамен.

Пока ученицы плели защитную сеть, а оруженосцы отвлекали внимание монстра на себя, мы с Эльгой следили за ними, подмечая ошибки и удачные решения. Ошибок вышло больше, по крайней мере, у моих оболтусов. Своих девочек жена никогда не ругает при непосвящённых, видимо, женский характер закаляется как-то по-другому.

В конце концов, зверь был сокрушён, а подопечные отделались лишь лёгким магическим истощением, парой солидных синяков и всего одним сломанным ребром.

Залечив ушибы и ссадины, Эльга с ученицами занялись Зверем, а мы с парнями отошли в сторонку, дабы я смог ясно высказать им свои претензии. После пары подзатыльников разговор пошёл бодрее, и когда дамы закончили извлекать из поверженного монстра всё, что требовалось извлечь, мои оруженосцы уже прониклись положенной воинской мудростью.

По кислым личикам учениц выходило, что свою часть нотаций они тоже получили.

Приведя себя в порядок, мы развеяли прах Зверя, дабы не пугать местных жителей, и отправились на поиски какой-нибудь особенно живописной полянки.

Вскоре нужное место было найдено, покрывала расстелены, еда расставлена, а вино разлито.

Увы, но тост я произнести не успел.

Небо вдруг потемнело, поднялась буря, а я рухнул на землю, как подкошенный. Доспех, что я так и не удосужился снять, взорвался на моей груди, и чёрная бездна потянулась из раны к ревущему в вышине вихрю.

6.

Кажется, я забыл упомянуть, что во мне живёт бездна. Не такая, как живёт в каждом, что грызёт и душит, пусть и позволяет заглушить себя каждодневной рутиной, любимым делом, обязательствами или ещё чем-то, что придумали разумные за последние тысячи лет.

Нет, я про самую настоящую бездну, что рвётся наружу, чтобы в конце концов раз и навсегда поглотить всё сущее. Она живёт во мне много лет, питается мной и иногда мной управляет. Иначе почему, вы думаете, я залез в самую глушь на краю бытия? 

Боль от раны, как всегда, адская, привычная и совершенно нестерпимая. И оттого я рычал глухо, угрожающе, словно одно из первозданных чудовищ, что до сих пор порой касаются наших снов. И подопечные, сжимая оружие и магические амулеты, в страхе отступили от меня.

Но не Эльга, разумеется.

Она отправила ребят в замок готовиться к возможному концу света, и всего парой хлёстких и правильных фраз превратила испуганных детей в храбрых воинов и уверенных в собственных силах волшебниц.

Как я уже не раз говорил, у неё ангельский характер. А когда трубят ангелы — и смертные и бессмертные встают в один строй, чтобы биться за всё сущее.

Буря усилилась, когда мы остались одни.

Она склонилась надо мной. Положила руку на мою разорванную грудь.

— Никак к этому не привыкну, — смущённо улыбнулась она.

— Я тоже, любимая, — прохрипел я.

— Если бы хоть раз позволил разделить эту боль…

— Ты и так делишь со мной слишком много.

— Просто боюсь тебя потерять.

— Не бойся. Я справлюсь…

А потом бездна поглотила меня, чтобы стереть навеки.

7.

В этот раз всё по-другому.

То, что скрывалось во мне столько лет, наконец-то обрело достаточно сил, чтобы суметь бороться на равных.

Раньше я был сильнее, но эта мерзость, эта вопиющая в своей ничтожности суета, эта угрожающая в своей обречённости ярость, она жила, росла и пускала корни.

Она стала больше, проворнее и опытнее. 

Она изучила все мои приёмы и повадки, а потом обратила их против меня.

Всё-таки мирная жизнь у границы бытия, где худшая из проблем — какой-то дурень, вообразивший себя избранным, очень расслабляет. Смягчает характер и лишает сил. Делает тебя мягким и податливым. Счастливым.

Чёрное отчаяние охватило меня, когда я понял, что в этот раз не справлюсь. 

Что в этот раз бездна вырвется наружу и сотрёт в порошок всех и всё, что я когда-то любил и защищал.

Потому что нельзя бороться с собственной ночью в одиночку. Ведь когда ты один, она всегда окружает тебя, всегда тебя поглощает, всегда заглушает все звуки. От стука сердца до голоса разума.

И ты тонешь в ней, вязнешь и не можешь тому противиться.

Разве только… оказаться тут не в одиночку. 

И тогда, может быть, пламя развеет темноту.

8.

— Очнись, мой родной.

Её голос выжигает все сомнения и страхи, будто их и не было. Да к слову, а были ли они вообще?

У моей жены нет недостатков по одной простой причине: она с пониманием и терпением принимает мои. И этого, как показала наша долгая совместная жизнь, бывает достаточно. Ну и ещё её ангельский характер, но тут можно сказать лишь одно – просто повезло.

— Поднимайся, мой родной, небо уже раскололось на части, — говорит она, нежно касаясь моей щеки.

И я поднимаюсь.

Бездна в моём теле затихает, изорвавший грудь шрам из пустоты понемногу затягивается. Дышать становится проще, как же ошеломляет свежесть накатывающих из великого ничто беспощадных сил хаоса!

Она целует меня, долго и со вкусом, пока рана не исчезает без следа. Потом проводит ладонью по разошедшемуся доспеху, и неровные края сходятся воедино.

— Ты справишься, любимый, — говорит она. – По-другому просто не может быть.

И я вспоминаю, вновь, как и тысячу жизней назад: она опять права, по-другому и быть не может. Я справлюсь. Так легко сдерживать бездну, что ищет выход и хочет уничтожить всё сущее, когда она рядом.

Она знает, что между мной и хаосом не должно быть преград, и заходит мне за спину. Прижимается лбом к остывшей глади доспеха.

— Дети прислали весть, они хотят собраться на нашу годовщину, – тихо говорит она.

— Значит, придётся хорошенько прибраться к их появлению.

Пустота заволакивает видимое небо, и силы, что сокрушают основы всех эпох и времён, тянут к нам свои алчные руки.

— Кажется, я наконец поняла, почему у меня не выходит тот соус. Дело всё же не в перце, — вдруг говорит она.

И я улыбаюсь.

А потом пустота обрушивается на нас. Всесокрушающая и бессильная в своей злобе.

Ведь пока у меня за спиной эта женщина, мы крепко стоим на земле, как бы быстро не вертелась вселенная.