О маленьких врушках и невольных обманщиках

Зимой, когда работы вне дома становилось меньше, дедушка писал статьи.

Не уверена, что это правильное название, но он говорил так.

Это всегда было по вечерам, когда сквозь ледяные узоры на окнах в дом забиралась темнота. 

Рабочим местом дедке служила большая прямоугольная тумба, внутри которой в фанерных ящиках для посылок хранились всякие, как я тогда говорила, бяки-железяки. Железяки, потому что железные, а бяки, потому что трогать мне их не разрешалось. А очень хотелось. Очень. Дедушка на этой тумбе собирал всякие штучки, а когда он не работал, бабушка закрывала её огромным вафельным полотенцем, с вышитыми по белому полю зелёными цветами. 

Для того, чтобы писать или чертить, был целый ритуал.

Бабушка приносила из спальни лампу и специальный лист фанеры, который не использовали больше ни для чего. 

Он хранился под замком в бабушкином шифоньере, потому что предыдущий я осквернила каракулями.  За что бабушка меня отругала, а лист стали использовать для лепки пельменей и пирожков. 

Потом из какого-то очень секретного места доставалась канцелярская серая папка с белыми листами и "тельняшкой". Это такой лист на котором были начерчены чёрные строчки, который подкладывался под лист белой бумаги.  Бабушка всё это раскладывала в установленном порядке, дедушка мыл руки, по необходимости одевал чистую рубаху, за этим тоже следила бабушка, одевал очки и садился писать. 

Подкладывал тельняшку под бумагу, задумчиво глядел в окно, я часто бегала проверять нет ли там кого, и писал. Он очень медленно и старательно выводил буковка к буковке. В результате получались такие красивые листы, будто покрытые чёрными кружевами.

Иногда дедушка рисовал. Но это было не интересно, потому что дедка  рисовал не картинки, а свои железяки, которые перед этим собирал.

Потом это всё снова торжественно убиралось в папку, а когда дедушка заканчивал, листы складывали в очень большие конверты и мне разрешали облизывать и клеить марки.

До сих пор помню вкус этого клея и запах бумаги, и благоговейное выражение лица бабушки.

Бабушка закончила всего два класса и тем, что дедушка пишет в разные журналы, очень гордилась.

А когда дедушке отвечали, то она сначала показывала письма всем родственникам и знакомым, а потом прятала под иконы на божничку.

Однажды дедушка получил какую-то премию, целую тысячу рублей, тогда это было очень много, так бабушка была просто вне себя от радости. Не из-за денег. Деньги, насколько я помню, он получал регулярно. А из-за того, что дедка наш такой молодец.

Естественно, мне не разрешали дедке мешать. 

Даже разговаривать в такие моменты возбранялось.

Обычно мы в это время пряли или вязали, или шили.

Но меня всё время тянуло посмотреть, что там делает дедка.

Я так так часто подходила и заглядывала, что мне поставили рядом стульчик, чтобы я могла забраться и смотреть. Но ничего не трогать и не мешать. И я ничего не трогала, а сидела и смотрела.

Кажется, это было подолгу. 

Поглядывала вместе с дедом в окно, слушала как дрова пощёлкивают в печке, как гудит бабушкино веретено...

Я до сих пор помню, как от окна тянуло холодом, и мне одевали специальную безрукавку, чтобы не продуло. Иногда я отвлекалась и прикладывала пальцы к ледышкам на стекле, протаивая круглые ямки, на что бабушка всегда ворчала - боялась, что я простужусь. Иногда ко мне приходила кошка, садилась рядом и тоже смотрела. Следила за дедкиной ручкой, как она двигается туда-сюда.

Потом, как-то бабуля принесла мне целый набор ручек. Были раньше такие синяя, красная, зелёная и чёрная. Мне отдали испорченные дедкины листы, порезав для экономии пополам и разрешили садится на своё место рядом с декой и рисовать.

Но рисовать мне не хотелось.

Я же хотела быть как дедка. 

Листы бумаги тогда были тонкие и, если их перевернуть, то написанное проступало с обратной стороны. 

Поэтому в точности, как дедка я брала ручку и начинала писать. Точно так же поглядывая в окно.

Я даже утащила у бабушки старые очки. Для полноты. Но в её очках мои "буковки" становились огромными и расплывались.

Потом бабушка очки отобрала, сказала, что я так глаза себе испорчу.

Листочки я так же важно как дед складывала в специальную красную папку, которую мне тоже купила бабушка.

Однажды бабушка спросила:

- Внуча, а что ты там пишешь?

До бабушкиного вопроса я даже не задумывалась, писала себе и писала.

- Сказку, - соврала я.

- А какую? 

Пришлось рассказывать. Бабушка мне, конечно же, поверила.

Потом как-то заглянул в гости дед Ваня, бабушкин брат, они с дедкой долго что-то обсуждали, а потом он возьми, подойди ко мне и спроси:

- А что это за каракули ты тут малюешь? 

Я обиделась и  сказала, что это не каракули, а пишу я сказку.

Мы долго препирались. Он всё никак не хотел соглашаться, что я умею писать.

- А ты сама-то попробуй, прочитай, что там написано! - не выдержал он.

На что я взяла листок и прочитала.

Память у меня была хорошая. Поэтому я знала очень много сказок.

Дед Ваня засмеялся, махнул на меня рукой и ушёл.

Потом был какой-то праздник, и он снова приходил к нам в гости, уже с женой бабой Катей и детьми.

И снова вспомнил про мои каракули, и опять мы с ним долго спорили, и закончилось всё чтением сказок.

Дед Ваня пробовал возмущаться, но бабушка и дедушка всегда соглашались со мной, что именно на этом листке написана именно такая сказка.

Дед Ваня сердился, фыркал на бабушкины глупости, просил Маленькую бабушку - их общую с бабушкой маму образумить наше глупое семейство, но ничего не выходило. Тогда он пообещал запомнить, какая сказка на каком листе записана, и поймать меня на том, что я запутаюсь.

Но сколько он не пытался меня уличить, что я прочитаю не правильно, у него не получалось.

Я точно помнила, какая сказка на каком листе "написана". 

Дед Ваня и смеялся, и ругался, и восхищался моей памятью, и ничего сделать не мог.

Всё закончилось, когда я пошла в школу.

К тому времени я уже легко читала печатные тексты. 

И разумеется была уверена, что умею писать. 

Помню учительница на уроке прочитала нам Репку и спросила сможет ли кто-нибудь написать это слово на доске.

Нисколько не сомневаясь, я подняла руку.

Учительница совсем не удивилась и пригласила меня к доске.

Я вышла и написала.

Получилось что-то вроде зазубрин пилы. Весь класс засмеялся.

Учительница сказала мне:

- Спасибо, садись. - И добавила. - А теперь ребята мы будем учиться писать букву "а".