Родинка

Его лупят по щекам. Несильно, но долго и надоедливо. Он просыпается, но не в лазарете, а в общежитии, в своей постели у окна. 

Ему тяжко. Он весь вспотел, пах разрывает.

На соседней кровати храпит Эрик. Заливается как ведьмов тромбон. Нога свисает на пол. Эрик пришел под утро довольный, пахнущий вином и ванилью. Разбудил Эмиля пьяными россказнями.

Жаркий июнь третьего курса, последние дни до отчетного концерта. Но Эрику плевать, проспится и пойдет мучить лютню.

А тут какая флейта, какие книги? Эмиль зол на себя. За потерянный самоконтроль. За свою досадную, глупую физиологию.

Он встает и плетется в туалет, а когда возвращается, Эрик уже сидит на кровати и натягивает майку. У него на спине свежие красноречивые царапины.

- С облегчением, братишка!

- Заткнись, - цедит Эмиль.

- Ладно-ладно, - Эрик нагло чешет спину. - Тебе, видно, по сердцу сидеть в девственниках. А как по мне, дрочить в грязном сортире - такое себе развлечение.

Эмиль чувствует, что гнев и стыд заливают его лицо, но он сдерживается, невозмутимо стягивает через голову пижаму, берет со стула рубашку и сует в рукава руки.

- Опять в библиотеку? - примирительно спрашивает Эрик. - Есть что попить?

Эмиль молча садится на свою кровать и сует ноги в штаны.

- Ну кончай уже, Эм! - Эрик трет руками лицо, а когда отнимает ладони, глаза его перестают смеяться, они тоже наливаются раздражением, которое в отличие от брата, он не умеет и не собирается сдерживать. - Я видел ее вчера ночью. Заглянул к ней. Ну так, на минуту. Она была в ночной рубашке. Помнишь, у нее между грудей родинка? Так вот, у рубашки о-очень глубокий ворот. У нее такая грудь, Эм.. Она ещё выросла. Просто просится в руку, просто сил нет сдержаться. Мягкие смуглые линии бегут прямо под ткань…

- Ты животное! Я тебе уже говорил? - у Эмиля ком в горле. Он поспешно застегивает штаны, чтобы Эрик не видел лишнее. Но Эрик все видит.

- Да брось! Будь я животное, давно бы уже взял ее себе.

Эмиль понимает, что надо уходить, срочно совать ноты в сумку и - прочь. Но он не уходит. Смотрит на брата. Желваки на скулах вздуваются и он чувствует, как сжимает зубы.

- Ведьмы с две ты ее возьмешь!

- Ты, кажется, не врубаешься? - Эрик говорит все громче, он тоже уязвлен. - Девчонки мечтают о любви! Каждая! И дура и умница! Ты втрескался и будьте любезны, я не лезу, - Эрик делает театральный поклон. - Но два года… Два! Ни себе ни людям! Я ведь могу и передумать, осчастливить ее сам.

- Ей всего шестнадцать, похотливый ты кобель! - сквозь зубы цедит Эмиль.

- Ей уже шестнадцать! Ссыкливый ты свереб!

- Ну так спроси ее,  - Эмиль надменно складывает на груди руки. - Станет ли она спать с таким как ты?

- С каким? - Эрик встает с кровати и делает шаг вперед. Краем глаза Эмиль видит, как сжимаются его кулаки. - Ну так, с каким?!

Эмиль молчит, но Эрик прекрасно читает грязное слово, которое приготовил для него брат.

- Думаешь, ты лучше меня? -  лицо Эрика свирепеет. - Особенный? Да я насквозь вижу все твои грязные мысли. Тебя трясет от похоти. Мешает только страх. Обычная трусость. Банальная, как тональность ля минор.  

Эмиль чувствует, как его забирает ненависть. Как она разливается по телу, как холодеет сердце и сжимаются кулаки. Родинка между грудей. Та самая родинка, которая ему снилась. О ней он думал в туалете, а Эрик просто сходил и посмотрел, раз захотелось.

Эмиль стряхивает на кровать ноты, которые все это время прижимает к груди.

- Не лезь к ней! - он сильно толкает Эрика кулаками в плечи. Тот отлетает на свою кровать. - Не смей ее трогать! Ты понял?! Ты хорошо меня услышал?!

- Поздно! - Эрик поднимается. Нос его совершенно белый, но губы смеются. - Первый поцелуй уже мой. Ещё протянешь, и я заберу ее всю!

Секунда, и они оба на полу. Эмиль молотит кулаками по брату, осыпает ударами. Он не может и не хочет останавливаться. Ему хорошо, его охватывает азарт. Он с удовольствием лупит Эрика и с не меньшим облегчением получает такие же крепкие удары. Они катаются по комнате, роняют мебель, мутузят друг друга со страстью и вдохновением.

Слышится топот на лестнице, крики, распахнутая дверь бухает об упавший стул. Тигиль бросается к ним, тащит его за плечи, а когда понимает, что лучший друг взбешен и разговор не поможет, захватывает его плечом поперек горла. Кто-то, вроде бы Майнис (Эмиль не видит), опрокидывает на них с Эриком таз с водой.

Потом они оба сидят на полу в луже. В комнате развал. Постель на полу, пюпитр сломан.

Эмиль прикладывает к разбитой губе мокрое полотенце. Ярость вышла и стало так хорошо, так спокойно. Эмиль видит, что у Эрика под глазом расплывается прямо-таки классический фингал, и это его тоже радует. Приходит мысль, что будет, когда Итта узнает про драку.

- Не говори ей, Тиг, - спохватывается он.

- Сложно, - Тигиль сочувственно качает головой. - Все уже знают...

В дверях появляется староста.

- Успокоились, сестрички? - в тоне Грега нет иронии. Все очень серьезно. Драки запрещены. Есть железное правило Туона. За это могут выгнать. Даже не могут, обязаны выгнать. - Приводите себя в порядок и марш к ректору!

У Эмиля солидный послужной список. Год на кафедре истории. К тому же за ними Улен. Так что братья получают выговор и неделю исправительных работ в теплицах. На этом все.

Страшно другое. Разговор с Уленом. Он настолько постыдный, уничижительный, что Эмиль его пропускает. Не вспоминает. Сразу видит летний парк Туона. Благостный полдень, зеленая листва. На газонах загорают парочки. Они с Эриком огребли по полной и теперь плетутся к себе зализывать раны.

- Вы правда целовались? - спрашивает Эмиль. Все его тело сплошной синяк. Но внутри болит куда противнее.

- Разок, - хмуро кивает Эрик. - Давно. Перед королевским концертом. Прости, что не сказал раньше...  

Эмиль молчит. Вспоминает королевский концерт. Свой триумф и триумф Эрика. Он явно чего-то не понимает. Чего-то важного.

- Почему только разок? - он с трудом сглатывает ком в горле. - Если уже поцеловались...

- Потому что она любит тебя, придурок ты трусливый, - грустно говорит Эрик. - И походу по-настоящему любит, раз терпит всю эту хрень...

"Берег птицелова"