Предметы сатанинского культа

Мой словарный запас всего триста слов. Остальные - я выдумал

Фредерик Дар

Как известно, с конкурсами мне не везет. То - текст глуп, то - количество знаков больше, то -меньше, то гендер не тот, то слишком грустно, то слишком весело, то бездарно, то неформат, то формат, но... Очередное фиаско - конкурс детективов. Сел я в лужу по многим причинам (см. выше), но одна удивила - огромное количество орфографических ошибок. Как же так?! Негодовал я. А потом открыл текст в редакторе. Он весь красный практически. Десять -пятнадцать красных слов на страницу - садись ДВА. Такие дела. И что с этим делать я не знаю.

***

— Два доллара сорок центов, тиа Долорес! — молочник приезжал каждое утро. Громко, объявляя сумму, всякий раз ампутируя те самые пятнадцать минут сна, которых мне никогда не хватало. Моя хозяйка что—то неразборчиво бурчала. Изо дня в день они терли за цену на молоко, будто если завтра случилось на два цента больше, то это было полнейшей и бесповоротной катастрофой, последствия которой перевернули бы их жизни.

Вымотанный ночными видениями я пытался проснуться в липкую духоту. Получалось совсем плохо, потому что грань между жизнью и сном была слишком тонка. Вот если бы не она, эта граница, если не эта дурацкая граница реальности, оказавшаяся слишком неопределенной, то я бы точно знал, сплю я или живу. Сплю я или живу? Ответа на этот вопрос не было, и мне пришлось ворочаться в утренних снах, вытягивая из—под простыни, то одну ногу, то другую. Бормотание внизу закончилось, я немного повалялся, слушая шелест отъехавшей машины. Еще пятнадцать минут, пятнадцать, и ни минутой больше, потому что после за мной заедет Моба.

Солнце тормошило меня, силясь пролезть под сомкнутые веки. Металось по комнате, вырывая из полутьмы разбросанную одежду. Боже, если ты существуешь, спасибо! Жизнь это самое гениальное, что было изобретено.Святый Дух, Яхве, Попокатепетль, Саваоф, Дед Мороз — кто там есть? Помогите мне встать. Мне пора на работу. Эта фраза вязнет на зубах. Пора на работу. Вскоре я забуду русский, английский и все миазмы испанского. В быту можно обходиться междометиями, а на службе инструкциями. Это удобно и экономит время на обучение.

— Мааакс! —кто—то орал у входной двери. Конечно, это — Эдвард Мишель. Пунктуальный как десять королей. Он грохотал в гостиной тетушки Долорес, в лучших носорожьих традициях желая старушке доброго утра.

— Как жизнь, тиа?! Рита передала вам немного сливового пудинга, но я его съел по дороге! — дребезжал он. Думается, что его величество можно было забрасывать в осажденную крепость и затем принимать толпы ошеломленных пленных, валящих из сорванных с петель ворот. Единственная проблема, найти требушет, способный выдержать вес Мастодонта. Мне пришло в голову, что старший инспектор не самое гуманное оружие, вроде тех боевых пчел, использованных ацтеками.

— Мааакс! — он будил полгорода. Пришлось спустить ноги с кровати, пустая бутылка из—под «Джемесона» покатилась по полу. Я вытек в гостиную, пытаясь проснуться по дороге.

Этим утром толстяк щеголял в гнусной кепке и галстуке, в котором его прадеда поймали в Конго. Когда я сообщил ему об этом факте, он поразмыслил, а потом заявил, что нет худа без добра, и капитан судна работорговцев со своим первым помощником вступили на берег в желудке его прадедушки.

— Там был ужасный кордеобалет, на той посудине! Первостатейное мочилово, уж прадед об этом много рассказывал моему деду. Команда попрыгала за борт, и это было сплошным переводом продукта. Ведь он тоже любил поесть, мой дедуля. И был ганнибалом, сечешь, Макс? Паршивая хавка ничего не скажу, зато у него были духи.

—Духи, Моба? —переспросил я, обжигаясь кофе. Мое китообразное начальство потерло ластом хобот, а потом пояснило.

—Боги, Макс. Боги которых уже нет. Нам не во что верить, прикинь какая тоска! Сейчас у всех один бог— Интернет. На него молятся, ему приносят жертвы, им пугают детей. И его просят! Просят, просекаешь? Словно у всех этих ущербных самых умных кончились мозги. Дай нам то, скажи нам это...— он приостановился, чтобы аккуратно почистить нос на пол. — Скоро у него будут спрашивать, как им с телкой забацать пару киндеров. Людям стало лень раскидывать мозги, они предпочитают совать свои боло в розетку и чувствовать себя слишком умными.

Я подумал о своих богах: карточке соцобеспечения, медицинской страховке и трезвом взгляде на вещи. Во все это хотелось верить железобетонно.

—Боги повернулись к нам задницами, Макс. Все из—за нашей лени и кретинства. Все, абзац, мистер. Мы врем себе, нам врут, и не к чему прислониться. Весь мир теперь сделан из гипсокартона, силикона и вранья. И единственное, что еще осталось настоящим, среди всей этой чуши, это та киска из кулинарного шоу, и я на нее молюсь, сечешь?

Я кивнул и сделал последний глоток, кулинарная телка, оставившая глубокие царапины на либидо толстяка, действительно заслуживала уважения. Во—первых, она не капала на мозги нравоучениями, мило курлыкая о паштетах и почках в мадере, а во—вторых, обладала кормой, которой позавидовал бы иной авианосец. В глазах Мобы эта авианосная миссис была достойна священного сана и к тому же не могла врать. Трудно соврать, излагая рецепты. В этом заблуждении я его искренне поддерживал.

Всю дорогу в контору Мастодонт лениво обозревал окрестности, изредка сигналя неосторожным негодяям и мерзавцам, попадавшимся нам на пути. День тихо наваливался на город, и в воздухе пахло одуряющей жарой, которая вот—вот начнется.Молчание затянулось. Лишь поднимаясь на второй этаж, мой толстый спутник озабоченно поинтересовался, нет ли у меня случайно маникюрных ножниц.

— Я записался в бассейн, там дурацкие порядки насчет дрыжек, — он попытался почесать голову под кепкой. На это я ответил, что не захватил их с собой.

— Ну и ладно, — беззаботно ответил он и распахнул дверь, — Здорово, Моз!

—Доброе утро, — проскрипел инспектор Рубинштейн и вынул усы из чашки с почечным чаем. — Ты читал меню закусочной в коридоре, Эдвард?

Моба усевшись за свой стол, ответил, что не читал, и это было очень странным, потому что новости о хавке он пропустить не мог. Впрочем, как и о крикете. На результатах матчей он терял больше, чем я тратил на сигареты.

—Они нас травят, травят! Давно доказано, что сосиски вызывают старческое слабоумие, —на носу нашей окаменелости гневно покачивались массивные очки с линзами от телескопа Хаббл. Он сам напоминал телескоп, худой и нескладный, с почти отсутствующими плечами. Глаза Моисея слезились, а его кашель, служил постоянным аккомпанементом нашей работы. Стол милого старикана был завален лекарствами. Он поглощал их пригоршнями, сверяясь с каким—то темным расписанием. Количество их было столь огромно, что к концу первой недели моих наблюдений я был уверен, что вместо крови в его вялых сосудах течет поразительная химическая жижка, чей состав поверг бы в изумление всех лауреатов Нобелевских премий по химии, начиная с Резерфорда.

—Это возмутительно, — скучным голосом подтвердил Эдуард Мишель и вооружившись канцелярскими ножницами, приступил к крайне опасной операции: стрижке омерзительных базальтовых ногтей на поршнях. Для этого, его величество сняло туфель и носок—ветеран, и устроило одну ногу на другой так, чтобы на место операции падал свет.

— Что там у нас на сегодня, Мозес?

— На тринадцатом посту форменное безумие, Эдвард. Бумаг еще нет, но с минуты на минуту приедет графиня, и будут большие гонки. Кстати, ты, кажется, закрыл дело того болвана с пакетом травки в заду?

Ногти господина старшего инспектора не поддавались, он несколько вспотел и отчаянно чесал голову.

—У него золотые боло, Моз. — скорбно сообщил он. — шестеро ребятишек и все от разных женщин, сечешь?

Я оторвался от инструкций. По мне, так не совсем понятно, какая баба могла дать такому засохшему плевку, но в подробности я не вдавался. Мало ли? Мир огромен, а вот в сельве, предположим, до сих пор живут племена, не знающие о цивилизации и всем этом навозе, в котором мы копошимся. Размышляя над этим фактом, я слушал их беседу.

—Ты слишком милосерден, Эдвард, — подкрепившись глотком почечного чая старая развалина поинтересовался. — Почему ты в кепке по такой жаре?

— Соседские спиногрызы налили в нее клей. Детей сейчас воспитывают не родители, а айфоны, —пояснил господин старший инспектор с щелчком обрубая первый коготь из десяти. Лицо его просветлело. Он посопел и принялся воевать со вторым. — Что там с тринадцатым?