Про Питер (пока без драк). Нужны комменты, где чего не хватает!

Мой рассказ, не прошедший во второй тур Грелки.

Идя пришла в последний момент, и я дописала текст за считанные минуты до дедлайна. Я рассказ еще буду дорабатывать, поэтому пока здесь даже не выкладываю в "моих произведениях". Из комментов на Грелке: лишняя объяснялка про НГ , и так сразу понятно (это, по-моему, неоправданный оптимизм), и надо больше объяснялок про статую.

Рассказ пока без драк, но что-то я задумалась на эту тему. Пока текст в том виде, в каком это было на Грелке, но здесь, в отличие от Грелки, можно добавить фото.

Несмотря на холодный ветер с Невы, прекрасная девушка была одета более чем легко – или, может быть, менее, чем легко. На ней был только пояс, застегнутый на летучую мышь (живую), и длинное, до земли, покрывало, прикрепленное к венку из цветов мака. 

Девушка появлялась в городе после заката. В густой тьме  она выделялась ярким пятном. В сероватом свете белой ночи -  почти сливалась с пейзажем. Покрывало красавицы было очень светлым, как  и кожа.

У ее ног вышагивала сова на пушистых лапках.

Виктор Арнольдович увидел ее однажды, в разгар творческого кризиса, когда разложенные на письменном столе бумаги все никак не привлекали капризную музу, и ни один вид алкоголя не помогал. 

Со стороны приоткрытого окна доносились вопли праздношатающихся граждан, как всегда летом в центре Питера, но со стороны лестничной площадки было  обычно было тихо. Дом находился в аварийном состоянии и готовился к расселению. 

И вот из-за двери донесся тихий женский смех. С удовольствием оторвавшись от размышлений, почему же его романы не читают, Виктор Арнольдович выглянул на лестницу. Окна были огромными, но света все равно не хватало, - такой была ширина ступеней и вестибюля. 

Дважды споткнувшись о Николая Гавриловича – попробуйте не споткнуться в полутьме о маленького черного кота, который путается под ногами, - Виктор Арнольдович выбрался из закутка с колоннами перед своей квартирой на лестничную площадку, от которой отходили еще маленькие площадки неизвестного назначения. Никого не было. Он захотел выйти на крышу, раз уж прервал работу.

Замок в двери на чердак был сломан. Можно было бродить среди деревянных балок, стоящих, лежащих и наклоненных под разными углами. О них можно было точить когти, что и делал Николай Гаврилович с наслаждением. Это был его любимый маршрут – на чердак. На первом этаже было по-другому интересно, там были крысы, но было, к сожалению, и много дырок в полу, в которых длиннохвостые зверьки  успевали скрыться, оставляя Николая Гавриловича глубоко разочарованным.

Они постояли у выхода на крыше. Кот прошел немного вперед, но Виктор Арнольдович сразу же окликнул его, не желая, чтобы тот подходил к крыше. Кот посмотрел разочарованно и растворился в воздухе. Материализовался он позади Виктора Арнольдовича.

 И вот, когда они спускались, раздался тот же смех. Девушка стояла в нише, ранее пустой, и болтала с совой. Повернув к хозяйке смешную круглую голову, сова бурно жестикулировала, всплескивала крыльями, как руками. У девушки было идеальное тело и лицо, и длинное покрывало подчеркивало грациозность каждого ее движения.

У красавицы был тихий голос. Виктор Арнольдович мог разобрать только отдельные фразы: «Мы ходим каждую ночь через мост, потому что здесь твоих много… зайцы, чтобы охотиться… сейчас пойдем туда, где филины».

Здесь, на Петроградской стороне, действительно было много всякого зверья. Волки, медведи, ежи, зайцы – северный модерн во всей красе. И совы были, и филины, большое пернатое сообщество.

Зайцев на всех не хватало, к тому же зайцы грозились не выходить по ночам из камня, если совы будут мешать им наслаждаться прогулками. Как понял Виктор Арнольдович, сова примеривалась к мышам и крысам, не каменным, а настоящим. Это  привело и сюда двух дам в почти необитаемый дом, на стенах которого как раз лесных жителей не было, здание было построено гораздо раньше двадцатого века.

Квартиру Виктора Арнольдовича от посягательств инвесторов охранял дух его покойного брата, который тоже пил, причем гораздо больше, и ухитрился помереть так, что тело не нашли, что блокировало любые сделки с этим жильем на ближайшие годы.

Впоследствии Виктор Арнольдович не раз встречал незнакомку с совой, примерно в это же время, в своем доме или на соседних улицах. Хотел ли он заговорить с ней? Конечно. 

И однажды он решился.

Поскольку Виктор Арнольдович чрезвычайно стеснялся женщин, даже старых и одетых, он не придумал ничего умнее, чем спросить:

- Почему ваша сова ходит пешком, а не летает?

И девушка ответила:

- Так решил Бонацца.

Бонацца! Когда-то Виктор Арнольдович слышал эту фамилию. Или прозвище. Точно слышал.

Он поскорее потыкал в гугл. Бонацца, скульптор. Бонацца, сын этого скульптора. О, конькобежец Бонацца -девяностые годы прошлого века. Нет, конькобежка. Конькобеженка. Это ничего не означает, кроме того, что в Италии есть такая фамилия.

Бонацца  – муж незнакомки? Он купил ей сову? Вместо собаки, для охраны?

Девушка со столь необычной и эффектной внешностью, возможно, имеет отношение к богеме. 

Виктор Арнольдович позвонил своему старому приятелю, человеку общительному, более или менее знавшему большинство необычных людей (Ленинград – город маленький).

- Такая девушка, такая… кожа, как из мрамора! Покрывало! Как это не знаешь? Сова, сова! Много ли в городе ручных сов?

Друг только пожал плечами. По телефону этого было не видно, но Виктор Арнольдович догадывался.

- Она же может быть у тебя на видеорегистраторе! Например, вчера, они с совой шли по нашему двору туда, где проход на Куйбышева. Ты же приезжаешь в соседний дом к любовнице!

Друг поворчал, что его ждет дневная творческая норма – двадцать тысяч знаков(он преуспевал как автор, а отличие от Виктора Арнольдовича, и находился в топе), однако вскоре перезвонил и сказал, что единственная женщина на записи видеорегистратора в указанное время, - кошатница в платке, средних лет.

- Ерунда, - сказал Виктор Арнольдович. – Посмотри получше.

Вместо ответа друг прислал ему изображение.

Тетка в платке и безразмерном плаще прижимала к себе мелкую собачонку, голова которой  напоминала то ли той-терьера, то ли летучую мышь. Голова высовывалась из комбинезона с большим воротником, походим на крылья. В руке тетка держала пакетик кошачьего корма, а рядом сидела… нет, не сова, а кошка, видимо, метис сибирской или норвежской лесной. Пушистая шерсть расходилась вокруг небольшого тела, шерсть торчала из ушей, загибаясь вверх, глаза были по-хищному круглыми, желтыми, бездонными.

Виктор Арнольдович пригляделся и разглядел на черном платке алые маки.

-  Понятно, почему ее никто не видит, кроме меня! Я давно удивлялся!

- Витя, ты допился, - сказал топ-автор.-  Я знаю хороший медицинский центр, тебя прокапают. 

Да, Виктор Арнольдович продолжительное время  злоупотреблял токсичными веществами. 

Реальные алкоголики мало похожи на киношных миляг. Это очень злобные люди. Так вот, Виктор Арнольдович являл собою редкий пример доброго алкоголика. Несмотря на это, он был одинок. Быть может, женщины не любили его, так как не чувствовали в нем злобную сволочь, или, же, наоборот, отсутствие окрыляющего женского всепрощения мешало ему стать сволочью.

Виктор Арнольдович вспомнил бурно жестикулирующую сову и подумал, что это вполне может быть белочка. Тоже пушистая и шерсть из ушей.

Напористый друг (он и стал топ-автором благодаря своей напористости) продолжал:

- Они круглосуточно. Запиши телефон.

- Денег нет! – закричал Виктор Арнольдович.

Щас! Дурак он, что ли, расставаться с такой белочкой. Ему хотелось смотреть на белокожую красавицу дальше. Даже если она никогда не обратит на него внимания. А может быть, и обратит. Некоторые надежды возлагались на Николая Гавриловича. Если он подкатит к ее кошке-сове… «Цепи любви, цепи любви», - как пел Караченцев во времена молодости Виктора Арнольдовича.

Деньги у него, разумеется, были, как у любого мужчины, который кричит, что их нет. 

- Я оплачу, - сказал друг. – Я удачно попал в Сталина. Книгу отлично раскупают. Я – потому что я пишу от первого лица. Надо, чтобы читатель ассоциировал себя с героем. Это приносит успех.

«Все таки есть на свете дружба!» - подумал Виктор Арнольдович, и на душе у него потеплело, но лечиться от прекрасной галлюцинации он все равно не хотел.

- Спасибо, но мне не с кем оставить Николая Гавриловича.

- Господи. Это еще кто? 

- Это кот.

- Почему Николай Гаврилович?

-Потому что Чернышевский.

-При чем здесь Чернышевский?

- Так котик-то черный.

- Вить, ты свою фантазию в книги направь лучше.

Виктора Арнольдовича все-таки вылечили от алкоголизма. Он этому  совершенно не рад, ходит в Летний сад и подолгу смотрит на статуи. Особенно на одну.