Добавление к повести "Девочка на дереве или о чем плачет тайга!"

Так как эта повесть в корне отличается от Аси и вообще писалась целый год, то конечно же мне бы очень хотелось услышать мысли читателей о проделанной работе.

Повесть готовится к конкурсам, и я очень переживаю. Переживаю, что не написала сильно или написала банально. История трогает меня за сердце, так как пересекается с реальными событиями, но тронет ли она читателя? Смогла ли я передать мир, героев, атмосферу? 

Девочка на дереве или о чем плачет тайга!

Отрывок:

Глава 3

Смородина

Катя уехала ранним утром, когда Саша еще спала. Мать так никогда и не написала письма, хоть в военном поселке все всегда старались поддерживать отношения с семьями после службы. Адрес долго лежал в куче бумаг на кухне, а потом, видимо, пошел на растопку печи. Но память девочки сохранила сросшиеся брови и не по-детски серьезные карие глаза и долгие уроки чтения. 

С отъездом подруги жизнь ее замедлилась, приостановилась. Скукота. Куда ни глянь, вокруг один непроходимый лес да крутые черные сопки до горизонта. Конечно, толстая Люся никуда не делась и спокойно уплетала свои ванильные орешки, сидя дома, но ходить к ней в гости для Саши было бы чистым предательством по отношению к уехавшей подруге. 

Предпочитая одиночество, девочка целыми днями бродила по поселку, объедала придорожный шиповник, запускала лодочные флотилии из коры деревьев. Иногда устраивала шишечные бои с белками и бурундуками. Зверьков по округе водилось предостаточно, и они, нагло снующие в жухлой траве и под старыми кореньями, являлись отличной мишенью. Она ловко забрасывала их шишками и мелкими камушками, стараясь не столько попасть, сколько спугнуть зверьков. 

 Но в основном, сидя на дереве или на скамейке у дома, Саша наблюдала за размеренной жизнью поселка. 

Заключенные в крепкие тиски сопок в низине расположились пять домов, предназначенных для семей офицеров. Удлиненные, окрашенные в стандартный зеленый армейский цвет, они ничем не отличались от казарм. Два отдельных входа с крытой стеклянной верандой – для каждой семьи свой. Внутри одна просторная комната, узкая прихожая и маленькая, словно ссохшийся аппендикс, кухня. Железные казарменные кровати, ржавые, с провисшей скрипучей сеткой, стояли в центре. У окна – грубой работы стол, тумбочка и пара увесистых табуреток. Вот и все удобства. Дома разделялись друг от друга дворами, заваленными кучами дров, заготовленных на зиму. Широкие тропинки бежали ручейками, хитро виляя между камней и кустарников по всему поселению. По обочинам буйно росли кусты колючего шиповника и можжевельника, а между ними, радуя глаз все лето, пестрели огнями саранки.

Военные казармы нависали над гражданскими домами угрюмыми, серыми кирпичами. Местами они ограждались колючей проволокой или вбитыми глубоко в землю, черными деревянными столбиками. Неподалеку от казарм находился пустырь с полем. Раз в полгода взметая едкую пыль и подминая под себя белоголовые ромашки, садился вертолет, привозя с собой высший военный состав. В такие дни отец ходил мрачный, неразговорчивый и дерганый. 

 Высылали в эту богом забытую глушь молодых офицеров сразу после университетов, собирая военнообязанных по всему огромному Советскому Союзу. Молоденькие жены, как декабристки, полные надежд и энтузиазма, не страшась удобств на улицах и сорокаградусных морозов, мужественно тянулись за своими мужьями. Приезжали пары в основном без детей, но встречались и такие, кто несмотря на суровый климат и тяжеленный быт, ехали в тайгу с малышами дошкольного возраста. Их семья не была исключением. Отца призвали почти сразу после университета, дав отсрочку в два года после рождения Саши. 

Жили гражданские одной большой семьей, стараясь разнообразить суровое существованиеи проводить важные события и праздники вместе. Дни рождения детей или восьмое марта, первый вылезший зуб у малыша или неожиданная посылка от родственников - все являлось поводом для вечерних сборов и обсуждений. Для всех, но не для Саши и ее родителей. Конечно, они иногда тоже ходили в гости, пытаясь соблюдать приличия, но чаще сидели дома и старались лишний раз не высовываться. Отец и мать не любили компаний. Отец каждый вечер плотно ужинал, брал газету или книгу, ложился на кровать и читал до поздней ночи. Мать возилась по дому и время от времени громко ругалась, ни к кому конкретно не обращаясь:

- Как все это мне надоело. Сколько еще мне терпеть? - говорила она и поднимала веником такую пыль, что кошка Мурка возмущенно чихала и выскакивала во двор.

 Саша же сидела тихой мышкой и возилась с игрушками, выдумывая для себя новые развлечения из вороха газет, или просто лежала на полу, с удовольствием перерисовывая цветы с красочных детских книжек.

Бывало, что в дверь робко стучали, и веселая компания мужиков звала отца на рыбалку или за кедровыми орехами. Тогда мать с надеждой смотрела на него, а он, каждый раз густо краснея, как получивший двойку мальчишка, отшучивался:

- Куда я пойду? Я и рыбу-то ловить не умею. Да и не пью я. 

Мать злилась и вечер непременно заканчивался очередным скандалом:

- Пошел бы рыбы наловил! На консервах живем. Все люди, как люди, грибы ведрами носят, а мы на одном пайке сидим. 

- Не пью я, понимаешь. А с пьяными в тайге страшно, и рыбы много не наловишь, и заблудишься. 

Конечно же, еда была одной из главных проблем, с которой пришлось столкнуться их семье в поселке. После пары месяцев жизни на военном пайке из говяжьей тушенки и постных каш даже самый уравновешенный человек срывался и превращался в голодного свирепого зверя. Людям до желудочных колик хотелось отведать наваристого красного борща или простых, кислых русских щей с жирной сметаной. Особенно туго семьям приходилось к концу зимы. Летом и осенью помогала сама тайга. Кисло-сладкая, ядреная брусника созревала в начале сентября и украшала столы круглый год, даже зимой вполне легко отыскивались под снегом замерзшие и полные витаминовягоды. Дальневосточный виноград - черная смородина обильно произрастала у водоемов и своими размерами вполне могла поспорить с элитными итальянскими сортами. Крупные лесные и кедровые орехи являлись постоянной прибавкой к столу и шли в ход вместо семечек на посиделках. Все эти дары гражданские ведрами тягали из леса, но отец, верный своим принципам, не ходил со всеми.  

Сегодня, Саша стояла у сосны и жевала горькую смолу-жвачку, а мысли ее крутились вокруг одного объекта - черной смородины.

Шел конец августа и огромные сочные гроздья душистым виноградом висели на кустах, лопались и словно сами прыгали в рот. Только мешала одна серьезная проблема, вернее целых три. Во-первых, кусты росли через песчаную дорогу в лесу, и ходить туда детям, тем более одним, категорически запрещалось. Во-вторых, отец резко запретил ей с матерью ходить за ягодами. Ну, а в-третьих, ягоды смородины уважали не только местные жители –время от времени подкрепиться витаминами любил и бурый медведь. Отец это знал и ввел строгий запрет на сбор. Мишка порядком надоел местному начальству, наводя каждый раз своим появлением панику и ужас на жен офицеров. На наглеца пробовали охотиться, запускали в кусты молоденьких солдат первогодок с автоматами. Тогда они, не стесняясь дрожи в коленках, безрезультатно патрулировали кусты пару суток, стараясь ходить чуть в отдалении от смородины и готовые в любой момент дать деру в сторону казарм.  

В связи с этим важным обстоятельством желающие полакомиться черной ягодой ходили только организованной группой и в сопровождении не менее двух-трех мужиков. Полчаса назад такая вот небольшая группа с ведрами и железными бидонами скрылась в лесу. 

Ждать не было сил, ягод хотелось до потери сознания, и девочка решилась. Она выплюнула разжеванный кусок смолы, и, прячась в цветах красно-оранжевой лилии, частыми перебежками добежала до дороги. Пугливым зайцем перескочила желтые песочные разводы и вышла на узкую тропинку. Отдышалась. Тропа была ей знакома, мать не раз брала ее с собой за ягодами. Пройти нужно совсем чуть-чуть: вначале до муравейника, а потом повернуть направо у поваленной рябины и спуститься с горки к ручью. Сердце бешено стучало, тайга не любит одиночек, и Саша уже во всю жалела о содеянном. В лесу легко нарваться не только на медведя, отец говорил, что тут водилась и рысь. Она хоть и редкая, но не менее опасная хищница, и маленькая девочка могла стать для зверя отличной добычей. 

Саша добежала до муравейника, остановилась, прислушалась. В груди грохотало так, что она не сразу смогла услышать хохот мужиков, доносившийся из кустов. Она тут же обрадовалась, свернула с тропы, начала пробираться к воде, внимательно вглядываясь в просветы между веток. Шумный ручей часто разливался, особенно хорошо он поднимался весной во время половодья. Гражданские ловили в нем рыбу и, не желая черпать ледяную воду резиновыми сапогами, придумали прокладывать дорогу между камней досками. Теперь осенью ненужные куски фанеры валялись вдоль берега. Все произошло в одно мгновение: не заметив старую, наполовину скрытую мхом изогнутую доску, девочка споткнулась. Схватилась за пораненную ногу и, потеряв равновесие, кубарем покатилась вниз, в самую чащу черной смородины. 

Сбор ягод шел в полном разгаре, бидоны не были заполнены еще и до половины. Женщины, подвязав волосы платками, сидели близко, прижавшись к друг другу спинами. Они быстро-быстро, торопясь, отрывали бесчисленные черные гроздья и поминутно оглядывались по сторонам, боязливо вздрагивая от любых звуков и шорохов. 

 Мужики же к обязанностям караульных относились попроще и, пыхтя самокрутками, резались в дурака. На импровизированном столе на земле стояла только-только начатая бутылка самогонки, открытая банка тушенки и валялись куски покусанного чёрного хлеба.

Самогон был разлит.