Король Подёнщины

Мало кого из популярных авторов я так последовательно ненавижу, как Юрия Никитина. И мало кому желаю так истово долгой жизни – дай Бог ему отпраздновать и столетний юбилей и больше. Почему?.. Хм…

 Чтобы понять, что такое Никитин-писатель, вам нужно вспомнить начало его карьеры. Ещё в семидесятые Никитин  написал роман… об оборотнях? О вампирах? О попаданцах? Да чёрта с два! О трудягах-литейщиках. Вы не ослышались, о простых литейщиках. Они не проваливаются в параллельные миры, не встречаются с инопланетянами, они просто… занимаются литейным делом.

 Да-да, просто занимаются литейным делом. Знакомьтесь, советский вклад в копилку неинтересных жанров: производственный роман*. Один самых нежизнеспособных гомункулов советского жанростроения, ибо никто из теоретиков не смог дать внятного ответа, а зачем это нужно, если все декларируемые художественные цели можно решить в рамках, например, семейной саги.

Никитин получил большой гонорар, премии, членство в Союзе писателей. Собственно, ради вышеперечисленных ништяков всё и писалось, и здесь Никитин  ничем не отличался от других советских литературных подёнщиков, авторов справедливо забытых произведений о тяжком, но счастливом быте советских рабочих, которые никто не читал ещё тогда, а уж сейчас и подавно. Получать премии и гонорары сомнительная потребность тех же самых советских рабочих в подобных книгах не мешала. Их издавали потому что «Партия сказала: надо! Издатель ответил: есть!». А план добрый американский парень Джек Лондон обеспечит.

 Но Никитин оказался не просто подёнщиком, а подёнщиком 80 левела. Квинтэссенцией литературного дельца. Правда, чтобы стать таковым, ему пришлось попробовать дорогу в небожители.

 Сбили на первой же ступеньке. За второй роман с сильным националистическим душком Никитина лишили всех премий, выгнали из Союза писателей и заставили вести полуголодное существование. Как над ним посмеивались подёнщики, оставшиеся у кормушки. Зря. Пока они купались в роскоши, попутно деградируя, как писатели, Никитин работал: придавал пальцам «послушную сухую беглость», изучал предпочтения публики, и каждый день, проклиная прежнюю смелость, ждал второго шанса. Он верил, что История ему его предоставит.

 И когда Союз рухнул, а с ним и надежды писак на беспечную старость, из подсобки для грузчиков вышел он: не человек, терминатор, готовый убивать Сар Коннор пачками, но только после солидного аванса. Он перешагнул через рыдающих на паперти коллег и взлетел на литературный олимп. Где и пребывает до сих пор.

Никитин уникален своим цинизмом. Это Сальери, которому неинтересно травить Моцарта, поскольку он искренне не понимает, как можно с хорошими гонорарами завидовать какому-то там литературному бессмертию. Сразу вспоминается персонаж любимого анекдота Леонида Филатова, новый русский, который попросил Дьявола огласить ещё раз условия сделки.

 - Значит, ты мне кучу денег, а я тебе душу?
 - Да.
 - Деньги сейчас, а душу после смерти?
 - Да, да! Ну, чего медлишь, подписывай.
 - Да не могу понять, где ты меня кидаешь!

 Есть запрос на славянское? Никитин расширяет вселенную «Трое из леса». Всплыв антиамериканизма? Оперативно рожает патриотическую фантастику. Попаданческое безумие? Хэллоу, мистер Гай Орловский.

 Ремесленники всегда будут в любом деле, литература не исключение. Но Юрий Никитин и гуру попаданческого безумия Евгений Щепетнов являются ремесленниками ИДЕЙНЫМИ, в чём их опасность. С теми же снисходительно-глумливыми интонациями, с какими гопники учат первоклашек крыться матом и курить, они обожают давать уроки цинизма молодым авторам. 

 А теперь почему я так желаю крепкого здоровья Никитину. Я хочу наблюдать этот перформанс и дальше. Когда ветер перемен, наконец, наберёт силу и сокрушит действующую систему, я хочу видеть не только какие литературные жанры станут востребованными, но и как Никитин будет под них мимикрировать.

 А, может, он, наконец (всё-таки девятый десяток) задумается о вечности.… Хотя, знаете, когда Никитин всё-таки забывает постоянно угождать своему типичному читателю, и решает побыть собой… Лучше бы писал подёнщину. Это тот случай, когда «бодливой корове Бог рогов не дал». И литературное приспособленчество Никитина спасает нас, читателей, от Никитина-творца. Даже страшно себе представить, что было бы, рожай он романы подобные «Ярости» (реально новый жанр – шизофренический боевик) с той же плодовитостью, как трэш от Гая Орловского.

Но в любом правиле есть исключение. Случилось оно и у Короля Подёнщины.

 И вот тут, хотим мы этого или нет, но в вечности он остался, пусть в качестве формального отца-основателя. «Трое из леса» как ни крути это первый роман в стилистике славянского фэнтези. Больше, это единственный роман Никитина, который вообще можно читать (но, конечно, не перечитывать). Ничего не изменилось – тот же ужасный, примитивный язык; то же потакание самому дешёвому, самому невзыскательному вкусу, тот же плоский юмор. Но крохотные жемчужные зёрна есть. Новая литературная форма есть.

 Да, это плохо, что плохой писатель создал хороший литературный жанр. Но мир вообще не идеален.

 Правда, Мария Семёнова разрабатывала славянское фэнтези совершенно самостоятельно, не подозревая даже о существовании «Трое из леса». Но «Трое из леса» были на два года раньше. Так что, формально изобрёл славянское он.

 Но прощать ли ему за эти заслуги все преступления перед хорошим вкусом? Каждый решает самостоятельно. Тем более что все мы знаем хороших писателей, которые выросли на творчестве Марии Семёновой, а на советах Никитина можно гарантированно вырастить только литературных дельцов.

 P/ S А между тем не все, далеко не все литературоведы признают за Никитиным лавры пионера славянского фэнтези. Так что и здесь всё может оказаться не так безоблачно.

*Тут стоит сказать, что иногда наш «производственный роман» ошибочно не разделяют с западным «Occupational Novel». Это в корне неверно, оба жанра развивались абсолютно параллельно, никак не пересекаясь и стоят на разных идеологических базах. «Occupational Novel» может быть и о сфере услуг, поэтому более корректный перевод «трудовой роман». А у нас именно производство, рабочий класс и всё такое.