Равенство

Сейчас я называю это «той самой демократией», о которой одни безнадежно грезят, и в которую другие свято не верят.

В команде нас было 4 человека. Любой из нас мог в любой момент затянуть ритм или мелодию. Второй поддерживал, подключался третий, затем четвертый. И получалась та самая мелодия, которая в итоге оформлялась в самостоятельное произведение.

Таким же образом мы собирали целые песни из обрывков и наигрышей. А еще мы могли прямо сходу собирать музыку к наброскам стихов. У нас не было лидеров, не было дирижеров и режиссеров и продюсеров, которые диктовали бы нам тренды - музыка рождалась буквально из воздуха. Мы впервые играли мелодию и непостижимым образом одновременно чувствовали, когда нужно сыграть меццо пиано, а когда - взорвать фортиссимо.

Мы не были профессионалами, мы играли незатейливую четырехтактную музыку. Но к нам сбегались с других репбаз, чтобы впитать энергию нашей новой песни, которую мы оттачивали уже третий час подряд. На наших выступлениях мы растворялись в своей музыке, улыбались каждому зрителю, дурачились для них, шутили для них и сами смеялись над своими шутками. Тем самым вызывали огромную отдачу от зала, на которую даже не рассчитывала ни одна другая команда. На наших концертах наступал тот самый волшебный момент, когда мы могли буквально руками управлять залом, а зал захлестывал нас своей неумолимой энергией.

Но неожиданно одного из нас не стало. После похорон мы разбрелись по своим углам. И 4 года не видели друг друга. Ошеломленные, мы пытались заново увидеть свою жизнь, без этой энергии, без этого магического равенства, без этого волшебства. И увидели. Оказалось, что можно было жить и вот так, и это вполне себе даже... выгодно.

А потом мы снова решили продолжить свои музыкальные дела. Мы нашли достойную замену ушедшему. За эти годы кто-то из нас обзавелся семьей, кто-то - собственным бизнесом. Кто-то - новыми интересами. И вот мы собрались - прежние, веселые, задиристые и воодушевленные! Однако стало происходить что-то совершенно другое.

Одни срывались в пьяном угаре, разбивали свои и чужие гитары об пол. Другие пытались в любой ситуации минимизировать трату калорий и не заучивать больше 4 аккордов, пили во время записи песен и никак не понимали, что это сильно вредит качеству - как это может вредить, если это так весело. Третьи высмеивали и отвергали любое отхождение от нормы. Репетировали только старые, давно устаревшие композиции, которые сами же и ненавидели - вслух и всем сердцем.

А четвертые... четвертые, возможно, совершили главную ошибку в этом квартете. Они просто думали, что это вот-вот закончится. Что сейчас один прокричится и успокоится. Третий придет наконец с минералкой, а не с пивом, и поймет, что учить больше 4 аккордов - это несложно. Четвертый наконец увидит творческую жилу, а не коммерческую. И все станет как раньше. И мы снова поймаем ту самую энергию, в плену которой снова станем равными и радостными частицами одного существа - вместе друг с другом, вместе с благодарной публикой. Ведь мы же все собрались именно для этого. Разве нет?

Как выяснилось, нет. Мы выросли, и на репетиции приходили не музыканты, а совершенно чужие люди: сварщики, кладовщики, бизнесмены, отцы своих детей. Спустя 4 года мы возродили не ту самую живую и трепещущую энергию, а искусственно сшитое и совершенное мертвое существо. С мертвыми глазами и обрюзгшим уставшим лицом. Мы воткнули в него провода и заставили снова шевелиться. Но мертвое - оно только мертвое, и не должно пародировать живое. К сожалению, в течение одного года нескончаемой ругани, насмешек, ссор и банального пьянства наш Франкенштейн окончательно развалился на куски серой плоти.

Странно, но с того самого момента, когда ушел наш гитарист, я больше не испытывал чувства равенства ни с одним человеком. Испытывал ревность, ответственность за жизнь и судьбу другого человека, ответственность перед работодателем, ответственность перед коллегами. Ответственность перед окружающими незнакомыми людьми. Ответственность за свой продукт. Но равенства больше нет.

Больше ни разу в жизни, ни в одном коллективе - ни творческом, ни профессиональном, я не сталкивался с той самой энергией, для которой не было важных и никчемных частиц, для которой не важно, кто ты, какого ты пола, какой у тебя соцстатус... если ты умеешь ловить Ее. Нет того самого магического равенства. Есть люди. И мир вокруг них. И это факт.

Сейчас я чувствую себя немым, потому что говорю с людьми о делах, планах и перспективах. Сейчас я устанавливаю собственные рамки ответственности и не позволяю нарушать свои границы ни коллегам, ни родным. Раньше я называл это сухой и бессмысленной жизнью. Сейчас я называю это «той самой демократией»...