Кошачье

Он снова вернётся чуть позже трёх -

смертельно уставший двуногий бог.

Она будет щуриться, бить хвостом,

сердиться, конечно же, но потом

простит ему запах чужих духов,

простит ему привкус людских грехов -

когда по привычке и не в сезон.

Он в липких гнездовиях макарон

поищет с минуту сакральный смысл -

и двинет тарелку, и скажет: "Рысь,

я знаю, что сука... но ведь люблю..."

Закурит, и в форточку февралю

дохнёт белым дымом. 

Она чихнёт.

Он липу заварит, добавит мёд,

ей в синее блюдечко - молока.

Напившись, намоет она бока

и рыжий пушистый тугой живот.

Он что-то летяще черкнёт в блокнот,

она уже знает: поймал слова,

такая забава у божества.

Он ими играет, он тоже - кот,

но в мире двуногих пока живёт.

Она знает точно, что счастье есть:

вот тает в рассвете оконный крест,

и сыплются звёзды за горизонт,

и будущий день вкрай от солнца жёлт -

она же калачиком спит у ног,

и дышит размеренно тёплый бог.