И снова о мальчиках и девочках

В маленькой, но гордой кавказской республике, где я имела честь родиться, до недавнего времени царствовал жесткий и не сдающийся никаким новым веяниям патриархат. Таковы вековые традиции местных народов, а традиции, как известно – самое прочное, что у нас есть. И горе тому дерзкому, кто посмеет хотя бы робко, хотя бы полушепотом и на кухне среди своих возражать и спорить.

Однако по ряду причин, среди которых увеличение количества образованных женщин, путешествия за рубеж и знакомство с тамошними нравами, и наконец, желание и мужчин, и женщин как-то приспособиться к требованиям времени и стать как все цивилизованные люди, патриархальная броня с лозунгом «мужик всегда прав, потому что он носитель игрек-хромосомы» стала потихонечку трескаться.

На мужчин, которые решают свои проблемы в семье кулаками и ором, а то и оружием, начали смотреть не с одобрением, а с осуждением, причем не только слабый пол, но и собственные друзья, коллеги и начальники. На отцов, запрещающих дочкам заниматься дзюдо, хоккеем, шахматами и политэкономикой, стали шикать и соседи, и дальние любопытствующие. На братьев, тянущих упирающихся сестричек к друзьям, дабы те оценили красу и гордость и стали не только друзьями, но и родственниками, начали публиковать жалобы. И так далее, и тому подобное в том же духе. Феминизм, ага. Равенство полов, не слышали?

Само собой разумеется, старшее поколение, весьма у нас уважаемое, встало на дыбы и начало рвать рубашки на грудях и платки на головах.

— О горе нам, о великое горе! – застонали седобрадые аксакалы с кинжалами и в папахах. – Пришло на нашу бедную землю разорение и погибель!

— Ой, что творится, что делается! – с готовностью запричитали рядышком их верные подруги со скромно опущенными глазами. – Лучше бы мы не дожили до эдаких времен, когда младшие осмеливаются возражать старшим, а старшие вынуждены это выслушивать и не смеют взять в руки хворостину и огреть наглых по задницам!

— А что такое? – удивились младшие, почесывая пока еще не умудренные опытом головы. — Мы ж как лучше хотим. Для нас и для вас. Чтобы вы уважали нас, а мы - вас. И не надо тут про хворостину, старшие! Никого еще побоями не сделали лучше, вспомните себя в нашем возрасте. А помните, как вас лупили ваши отцы и деды?

— Я лично помню, как меня лупили мать и бабка… - вдруг сказал один вдумчивый аксакал. – Так что, дорогие дети и внуки, нечего тут заливать, что агрессия – это прерогатива исключительно мужчин, ладно?

— Хм, ну это верно, - вмешалась его верная подруга, уже не опуская скромно глаз. – Я вот помню, что моя тетя Назира так запугала всю семью, включая собственного мужа и трех взрослых сыновей, что те и пикнуть не могли в случае конфликта. Вот это была женщина! Ух! Огонь, вулкан, вселенская мощь! Могла взять в руки скалку и гонять своего толстого седого Асланчика по двору на потеху соседкам. И попробуй вмешайся – огребешь по самые помидоры. Сразу рявкнет: «Ты что лезешь в семейное дело? Проваливай, дармоед сопливый!»

Младшее поколение замолчало и задумалось. Кое у кого потух воинственный блеск в глазах, кое-кто полез в исторические справочники и энциклопедии онлайн.

— А я помню еще те времена, когда мужчина был опорой и кормильцем, а женщина могла спокойно сидеть дома, заниматься детьми и собой и горя не знать, - внезапно подала голос одна из самых ярых феминисток. – Моя мама так и жила, и папа у нас был любящий и добрый. Сказочно, да? Завидная доля?  Так папа, знаете ли, всю жизнь пахал, как вол, чтобы нас прокормить, и сгорел на работе – умер от инфаркта, когда ему пятидесяти не было. И маме пришлось ой как крутиться, потому что образования она не получила по принципу «замужем проживешь и как сыр в масле будешь кататься», а родня, вопреки громко заявленным «великим традициям», помогала вяло. И мне, как старшей дочери, тоже пришлось хлебнуть горькой водицы: на институт средств не хватило, сразу после школы пошла работать пекарем, и только отработав энное количество лет и скопив денег, смогла наконец осуществить мечту и пойти учиться на платное отделение. А потом уже получила новую работу, стала руководить отделом, выбилась в люди, само собой, помогаю и маме, и младшим сестрам и братьям… Вот так-то.

— Да уж. Раньше жили проще, наверное, - вздохнул ее супруг, человек самых современных и либеральных взглядов и притом фанат самых кровавых видов спорта. – И не то, чтобы насилия не было – еще как было. Но… мир был четко разделен – вот Добро, вот Зло. А сейчас… все смешалось, все ушло в полутона и оттенки серого.

— Тьфу на вас, - рассердилась я. – Давайте не поминать эту пакость на ночь глядя, а? Еще приснится.

— Что не поминать?

— Оттенки серого. И как книгу, если это писево-шмисево вообще так можно назвать, и как философскую позицию. Меня от этих самых оттенков уже давно и прочно тошнит. От периодически набегающих ко мне в личку сторонников релятивизма и пофигизма — тем более. Если я еще раз услышу «Все относительно, нет добра и зла, есть только твоя субъективная позиция» - ваш с любовью приготовленный обед окажется совсем не там, где должен был оказаться. А если услышу, как феминистка с небритыми косами на ногах орет на мужика с пивным животиком и ЧСВ выше Фудзиямы, а тот в ответ неверно цитирует «Домострой» и иероглифические заповеди родноверов, взбешусь и покусаю ваш новенький парадный стол.

Сторонники и противники смягчения патриархата испугались и срочно сменили тему разговора. А я задумалась.

Понятное дело, жить без традиций нельзя. Мы, люди, существа социальные, а социум нуждается в неких правилах, дабы не превратиться из человечества в обезьянью стаю. С другой стороны, если в целом хорошие традиции становятся оправданием жестокости и несправедливости, тогда как быть? Самый очевидный ответ – в каждом случае нужно принимать индивидуальное решение. Но чтобы его принять, судья-то и сам должен быть человеком просвещенным, мудрым, пожившим на это свете достаточное количество лет. Много вы знаете таких судей? Я, увы, нет. Если же учесть, что с возрастом большинство из нас неизбежно становится на сторону консерваторов и спорить с традицией совершенно не желает, то… картина оказывается довольно грустной.

Видимо, чаши весов в моей маленькой, но гордой республике так и будут колебаться, а мнения бурно выплескиваться через края. Что поделать, се ля ви.