Мать степного народа

Сложный был тогда год.

В город решил приехать президент.

Ну тот, который танцевать любил и белую уважал. Встретить решили с размахом. Организовать конноспортивный праздник. Понятное дело, доверить такое можно было, только большому специалисту. Специалистом назначили театрального режиссера.

Надо сказать, щуплый и невзрачный этот человек, был также близок к конному спорту, как спортсмены-конники к балету. Товарищу выдали: спортсменов, рупор. И понеслась. Идеи в его голове рождались одна за другой. Парень явно тяготел к массовым сценам.

Первая часть предполагала, что все имевшиеся в наличии всадники, поделенные на две группы, разряженные в костюмы, встречались перед трибунами. Это символизировало воссоединение двух народов. Затем специально обученный актер должен был исполнить соло на национальном духовом инструменте, поднести который, должна была мать степного народа.

Заканчивалось действо скачками, раздачей чак-чака, и другим несложным весельем в народном стиле.

Стоит заметить, что спортивная лошадь, это скотина с заведомо деформированной психикой. Спокойно пройти ровным строем, вместе с соседями по конюшне, она в принципе не могла. Просыпался у них азарт. Норов. И другие неприятные идеи.

К тому что строй может мгновенно превратиться в свалку, потому что и подраться спортивные лошади всегда пожалуйста, режиссер готов не был. Около недели день за днем, делились мы с ним своими комментариями, по поводу его творческих замыслов. Те из наездников что постарше, все меньше старались выбирать не матерные слова.

Когда два стада, наконец встретились, так как хотел наш диктатор, перешли к реализации центральной драматической сцены.

Из театра доставили двух профессиональных актеров. Фактурная бабушка с привязанными косами ждала своего звездного часа, крепко вцепившись в инструмент.

Как и раньше, каждый день две группы съезжались, а затем ждали, когда разыграют финальную сцену. Все время репетиции всадники стояли на дорожке, просто вдыхая пыль, поднятую не одним десятком копыт. Лето было жарким, а слепни злыми.

Один из начальников конюшни привел самого спокойного коня. Актера водрузили на коня, он проехал на точку, принял дудку, и не сходя с седла изобразил игру. Режиссер некоторое время смотрел молча, но вдруг взорвался гневными криками, что нет в этой сцене ни драмы, ни движения, ни порыва. Мол, нужно что-то эпическое. Он бегал от коня к бабушке, много жестикулировал. Из его эмоционального выступления мы поняли, что он желает, чтобы герой на сцену практически заскакивал, ставил коня на свечку (кому проще, на дыбы) и только потом к нему торжественно несли музыкальный инструмент.

Конники, которые теплых чувств за неделю криков и муштры к режиссеру уже не испытывали, начали спорить, какая лошадь лучше встает на полную свечку.

Актер все больше грустил, в надежде, что сценарий изменится.

На роль нового коня взяли нарядного жеребца русской рысистой породы. Серый в яблоках конек замечательно выполнял нужное движение, вся поза его стремилась к вертикальной линии.

Актер сначала проявлял признаки рассудка, говорил, что не удержится, но режиссер был не преклонен. Наконец, местные объяснили технологию, конь торжественно встал в позу, актер пытался повиснуть на шее, но быстро рухнул вниз. Несчастного скоренько заменили на подоспевшего спортсмена. Дело пошло быстрее. Но теперь режиссеру не нравилось, как бабушка шарахалась от взмывающих вверх копыт.

А том, что лошадь может повторить трюк с подъемом на задние ноги некое ограниченное количество раз режиссер не задумывался. На очередном дубле, конь сделал разворот корпусом, изобразив пируэт, высадил седока, и бодро поскакал по дорожке в сторону конюшни. И, честно говоря, конь сделал то, что многие хотели.

К концу дня режиссер от нас сбежал. Нам потом прислали нового, но это уже совсем другая история.