Фанфики? Их есть у меня (8)
Автор: Артём ДобровольскийЖили-были старик со старухою, лет по пятьдесят каждому. Хорошо жили, безбедно: две лошади, три коровы, а уж прочей живности не сосчитать. Дом имели просторный и крепкий, а в нём ещё и дорогой утвари валом. За домом сад, огород; в общем, всё как у людей.
Одна только печаль была у них: Бог детей не послал. Вот сядет, бывало, Прасковья у окошка, подопрёт щёку рукою, и давай причитать:
− Да на кой ляд нам всё это добро, Федь? Кому всё это скоплено? Самим-то уж помирать скоро, с собой-то ведь не возьмёшь… Не дал нам боженька дитятка, ой не да-аал!!..
− Хорош голосить, − угрюмо бурчал Фёдор. – Знать, доля наша такая. Тут уж ропщи, не ропщи… Смириться надобно.
Но вот как-то зимою пришла старику в голову одна затея.
− А скажи-ка, знаешь ли ты сказку про Снегурочку? – спрашивает он у жены.
− Да кто ж не знает, − отвечает та, − мне её бабка ещё в детстве сказывала!
− Так, может, и мы… того…
− Чего?
− Дочку себе из снега вылепим, вот чего!
− Так то ж сказка, дурень!
− Сказка ложь, да в ней намёк… А вдруг оживёт?
− А и оживёт. По весне-то всё равно помрёт! Только маяться понапрасну.
− Да где ж понапрасну? Хотя б до весны с дочуркой побудем. А ну-ка, пошли, попробуем!
Вышли старик со старухою во двор и слепили из снега девочку. Слепили, да так и оставили стоять во дворе, а сами спать пошли. Утром смотрят в окошко – нет Снегурочки! А из сеней шум какой-то доносится. Выглянули старик со старухою в сени, да обомлели: Снегурка метлою пол подметает. Увидала их, разулыбалась:
− Здавствуйте, маменька! Здравствуйте, папенька! А я вот тут прибраться немного решила!
* * *
Минул январь, наступил февраль. Снегурка растёт не по дням, а по часам, уж замуж впору отдавать. Коса русая, щёчки румяные, просто кровь с молоком, а не девка. Глядеть бы старикам на такую дочку и смеяться от радости, да только наоборот, смурные оба ходят, взгляды на Снегурку тревожные бросают.
− Какая ж ты, доченька, у нас бледненькая! – вздохнёт, бывало, старуха, проходя мимо.
− И то верно, − поддакнет старик, − прямо тень одна!
* * *
В марте утихли морозы, засветило солнышко. В избе стало теплее, и старуха забеспокоилась:
− А давай-ка, Снегуронька, я тебе в сенях постелю. В сенях теперь будешь спать.
− Почто в сенях, маменька? – удивляется девушка. – Ведь холодно ж там!
− Так надо, доченька, так надо. И не спрашивай! – отвечает старуха, а сама уголки глаз платком вытирает.
Снегурка – девушка послушная, перечить не стала. Раз надо – значит, надо, стала в сенях спать. Накроется сверху двумя зипунами, и засыпает, стуча зубами от холода.
* * *
Весна выдалась ранней, в апреле сошёл снег, а уж в мае стало тепло, как летом. Девки деревенские начали в перелесок ходить, венки из одуванчиков плести. Снегурка, девушка весёлая и общительная, вместе со всеми ходила. Старик со старухою не возражали, но всякий раз велели ей одеваться по-зимнему.
− На-ко вот, − протягивала Прасковья дочери полушубок. – Без него не пущу!
− Смилуйтесь, маменька! – едва не плакала Снегурочка. – Все девчонки в сарафанах, а я что? Надо мною как над юродивой смеются! Да и потею я в этом как лошадь!
− Не смей матери перечить! Раз говорю – значит, надо!
Ну, раз надо – значит, надо. Девушка вздыхала и напяливала на себя полушубок.
* * *
В начале июня Фёдор подошёл к своей старухе и, глядя в пол, глухо сказал:
− Ну что, мать. Готовиться начинать надобно.
− Ой, надобно, Феденька, надобно! – завыла та, уткнувшись лицом в плечо мужа.
Оба они считали дни и знали, что до Купалы и купальских костров осталось уж меньше месяца. Меньше месяца осталось жить их любимой дочке Снегурочке. Ну, что поделать, Бог дал – Бог взял, не в их рабской силе противиться воле божьей. Но уж то, что в их силах – тут уж будьте любезны. Уж тут они горы свернут, а доченьку свою помянут на славу! Поминки по дочери Задропонькиных на весь уезд прогремят! Придут не только малаховские, но и со Степанихи тоже, и с Авдеевки. А может, даже из Глуховки.
Закипели события: исчезли из стойла лошади, затем коровы, отгородился вдруг заборчиком сад, куда-то подевались из дома расписная посуда и парчовые покрывала. Это с одной стороны. А с другой – появилась вдруг во дворе уйма деревянных столов да скамей, составленных друг на друга в несколько ярусов, чтобы место не занимать. Самое же интересное – недалеко от бани вырыли огромный погреб, раз в пять больше старого. И уж чего только в тот погреб не понаклали, не понаставили: окороков вяленых шестьдесят штук, стерлядей копченых сто семнадцать штук, картошки прошлогодней четырнадцать мешков, пива светлого – двенадцать бочек, пива тёмного – восемь бочек, первача – тридцать две бутыли, солений разных – девять бочек. И т.д., и т.п.
− Маменька, а что это всё? Для чего это нам? – недоумевала Снегурочка. – И куда подевались Милка с Зорькою? А Орлик с Ласточкой?
− Так надо, доченька, так надо, − смахивая слезу, отвечала Прасковья.
* * *
И вот настало время Купальской ночи. Ещё с вечера потянулась деревенская молодёжь к реке. Собралась и Снегурочка.
− Не пущу! Ой, не пущу! – зарыдала старуха, вцепившись в дочку.
− Не держи её, мать, − деликатно отстранил Фёдор Прасковью от дочери. – Раз уж на роду написано… − и сам прослезился.
− Да что это на вас нашло? – со смехом спросила Снегурка. – Такой праздник, а вы рыдаете, будто помер кто! А ну перестаньте! Вот утром вернусь – блинов напеку!
И убежала.
* * *
Всю ночь не сомкнули глаз старик со старухою, лишь молча сидели посреди избы, уставившись в одну точку. Под утро старуха у старика спрашивает:
− Ну что, может, во двор пойдём, начнём столы расставлять?
− Да подождём уж, − отвечает старик. – Не то получится, что мы наперёд знали.
− Так мы ж и знали!
− Мы-то знали. А они-то не знают, что мы знали.
− Кто «они»?
− Ну… для кого столы-то.
− И что?
− Что «что»?
− И что, что не знают?
− Что не знают?
В это время в сенях хлопает дверь, и в горнице появляется Снегурка. За ней, стесняясь, топчется некий молодой человек.
− Матушка! Тятенька! А вы что же это, и не ложились вовсе?
Фёдор с Прасковью долгое время безмолвно таращатся на дочку, затем старик деревянным голосом спрашивает:
− Ты это… где была-то? Через костёр-то прыгала, али нет?
− А как же, папенька! Знамо дело прыгала. Раз двадцать прыгала, и одна, и с Михеем. Это вот Михей, полюбуйтесь. Он теперь суженый мой.
− Что-то не особо похоже, чтоб ты через костёр прыгала, − тем же голосом произносит старик, не обращая внимания на Михея.
− Ну как же, ну вот смотрите, даже подол опалила!
Снегурочка поднимает подол сарафана и показывает отцу.
− Так почему ж ты… почему ж ты не растаяла? – тихо спрашивает тот, бледный как смерть.
− Это как это?.. – в полнейшем непонимании гнёт Снегурочка бровь.
Старик молча поднимается с лавки, идёт в угол избы и упирается там лбом в стену. Недолго постояв, оборачивается с перекошенным яростью лицом и орёт что есть мочи:
− Паскуда! Тварь! Ты ж отца с матерью по миру пустила, курва! Да я же тебя щас своими руками, гнида!
Фёдор лихорадочно озирается по сторонам, хватает с полу полено и быстро ковыляет к Снегурке. Следом за ним со скалкой в руках поспешает Прасковья:
− Дай я ей тоже врежу! Обманщица! Воровка! Послал, сука, бог доченьку!
Видя такое дело, Михей хватает Снегурку в охапку и выносит её из избы вон.
* * *
Где-то через месяцок молодые сыграли свадебку. Родители Михея люди небедные, поэтому гулянка получилась вполне достойной. Мёд, пиво – всё на высшем уровне. Заявляю ответственно, потому как сам пил. А уж самогон! Я так и не понял, на чём его гнали. Вроде как на берёзовой коре, но для коры он недостаточно мягкий и слишком душистый. Возможно, на мухоморах. А скорее всего, смешали одно с другим. Надо было, конечно, спросить у кого-нибудь из Михеевых домочадцев, но на пирушке как-то не до таких вопросов.
Фёдора с Прасковьей тоже пригласили. Сидели за столом как побитые собаки. Но Снегурка, добрая душа, зла на них не держит, подходила к ним, обнимала и целовала, обещала в гости часто приезжать – сама, а потом и с внуками.
Да и что на стариков зло держать-то. Нажитое – оно ведь не просто так даётся, за него всю жизнь горбатиться нужно. Понятно, что жалко его. Но всё же поняли, наверное, что не за просто так с ним расстались.
https://author.today/work/127975
.