Мари велела писать проду

И я пишу. И честно говоря, оказывается, когда в больших объемах - это выматывает колоссально. Даже не поле вспахать, не марафон пробежать, хуже. Это выматывает эмоционально. И нифига не помогает физ подготовке. Ибо шея болит и спина тоже. А все, что мешает писать -  люди, дети, работа - опасно бесят.

Но русские не сдаются! Мари права. Перерыв на нытье и поехали дальше.

Вторую главу выложила. 

Студенческий костер, все дела. 

Философские беседы четырнадцатилетних подростков.

" Он нацепил на палку хлеб и стал сам жарить для меня, а я — смотреть на его красивые руки и слушать разговор с серьезным мальчиком в кожаной куртке.

— В шахматах это называется — «вилка», — серьезный мальчик ответил кому-то на вопрос, который я не услышала.

— Играешь в шахматы? — с интересом вмешался Эмиль.

— Да, — кивнул серьезный, — самая достойная игра из всех, что когда-либо существовали.

— Звучит категорично, — улыбнулся Эмиль. — В Древнем мире было много разных игр для развития системного мышление.

— Но выжили только шахматы! — серьезный мальчик обеими ладонями отодвинул с лица черные волосы. — И неспроста!

— А как же нарды, Тигиль? А дин-дон, а вершики? — Глаза Эмиля блестели, словно впервые ему стало по-настоящему интересно. Хлеб на палке обуглился с одного краю, и я осторожно забрала его у Эмиля из рук. Он даже не заметил.

— Не будем сравнивать кьяка с кроликом, — без улыбки пошутил Тигиль. — Я вообще сомневаюсь, что шахматы придумали люди.

— Правильно сомневаешься. Шахматы придумали эферы.

— Никто этого точно не знает, — Тигиль снова убрал с лица надоедливые волосы. — Сохранилось то, что решено было оставить людям.

— Кем решено? — удивился Эмиль.

— Мудрецами.

— Много вы понимаете! — встрял Дрош. — Нет никаких мудрецов. Это все детские сказочки. Выжило все, что не попала под удары. Та же Роанская ваза. Сколько шансов было найти именно фарфор индокиании, а не померский или, к примеру, керамику фенш?

— Ты историк? — спросил Дроша Эмиль.

— А незаметно? Я стал историком в пять лет, когда купил в букинисте первую книгу на языке реши. Но сейчас речь не обо мне. Речь о том, что историей правит случайность.

— Не могу согласиться, — возразил Эмиль. — Вспомни, раз уж ты историк: «Частное — только одинокая нота в строгой партитуре закономерности».

— Цитируешь Фелерса?

— Считаю его авторитетом, да.

— Тогда тебе известно и другое его изречение: «Обобщение неродственных явлений — великая ошибка пытливых умов.»

— «История ходит кругами вокруг природы человека,» — тут же парировал Эмиль. — Эту я больше люблю.

— Мальчики, — взмолилась Ричка. — Кончайте говорить об истории. Хотите, чтобы девочки померли со скуки? Ами уже зевает. Дрош! Так ты никогда не станешь юным повесой.

— Ну почему?! Это же очень интересно! — заступилась за Эмиля я. — Тонкие связи между науками. «Одинокая нота в партитуре закономерностей,» — так здорово! У нас, у художников, это штрих карандаша или мазок кисти. Вроде бы свободный, а вроде бы должен следовать правилам... — я увидела, как улыбнулся Эмиль, и почувствовала, что Ричка начинала злиться. Пришлось быстро тащить ее в союзники: — У вас разве не так? Ты на каком факультете?

— На медицинском, — слегка заносчиво ответила рыженькая Ричка. — У нас так: совершил ошибку — человек умер. Вот и все рассуждения.

Она надулась, а Рир, который с интересом слушал друзей, положил ей руку на шею. Я опустила глаза, испугалась, что они сейчас при всех начнут целоваться, но они не поцеловались. Рир погладил девушку по щеке и снова сунул руку на ее талию, туда, где и держал весь вечер.

— Значит пари? — Тигилю надоели волосы, он снял с головы кожаную веревочку и завязал на затылке короткий хвостик. — Три партии? Эмиль? Да?

— Идет! — Эмиль воодушевленно откинулся назад, хлопнул себя по коленям и поднялся, чтобы скрепить договор рукопожатием. — Завтра после занятий. Там же, в читальном зале. Шахматы я принесу."

Белая Гильдия (отрывок из второй главы)