Предрассветное

Мать-Геката полна и кругла, как тугой мой живот,
что исполнился смысла, но очень уж к сроку натянут.
Тот, кто занял объём, острой пяткой без жалости бьёт —
а недавно ещё был размером с орешек тимьяна.

Спит Ясон, запечатав ладонью приманчивый вход,
что по воле богов в скором будущем выходом станет
человеку — ребёнку — в чьём теле не ихор течёт
и побольше сосудов, чем в критском служивом титане.

Спит змеиный клубок неразобранных зол и обид,
спит и бледная совесть, и призрак убитого брата
не тревожит покой, потому что бесстрастен Аид
и к мольбам, и к проклятьям — из тьмы не бывает возврата.

Я любима теперь — и пусть прошлое пашут быки,
и пускай в борозде прорастают железные люди —
всё прошло.
Мной сторицей оплачено право руки
запечатывать вход в череде согревающих буден.

Но откуда шипит по-гадючьи слепая беда,
из какого угла, воздух трогая тоненьким жалом,
повторяет чуть слышно — так дышит ночная вода:
"Спи-и-и, Медея, — пока не услышала голос кинжала..."?