Про Лёнчика Коваленко

Как-то странно устроена память, подсовывая иногда какие-то старые и вроде бы уже выветрившиеся воспоминания.

В свою новую книгу, "Рожден, чтобы бежать" я вставил кусочек своей малой родины - города Александрия Кировоградской области, каким я его помню еще школьником. Решил поностальгировать, наверное.

И вспомнил, как мы с моим другом Лёнчиком Коваленко, сидели, совсем мелкие, чуть не первоклашки, в школьном дворе, на гандбольной площадке, и высчитывали, сколько кому из нас будет в двухтысячном. Вышло мне тридцать шесть, а Лёньке - тридцать пять, он почти на год младше был. Я гордился произведенным сложнейшим вычислением. Оказалось, ошибся.

Лёнчику как стукнуло в восемьдесят восьмом 23, так и осталось. Пошел после армейки прапором, решил отслужить один срок, попросился сам в Афган. Ему сказали, что после этого он сможет поступить в цирковое училище. А цирком он просто бредил, даже на срочную ушел с должности униформиста Киевского цирка.

Короче, убили Лёньку. Вместе с его мечтой. Почти сразу после этого умер дядя Ваня, его отец. Не выдержал. 

На нашей школе повесили мемориальную табличку с неудачным портретом и неправильно указанными годами учебы. 

Мама Лёнькина поменяла квартиру, не смогла жить там, где всё говорило о её сыне. Помню, ей надо было отлежать сколько-то там в больнице, где я тогда работал. Тётя Рита рыдала и просила, чтобы я помог устроить так, чтобы ей не пришлось в эту больницу ехать, потому что больница тоже стоит рядом с их старым домом. Мне кажется, ей и со мной тяжело было говорить, потому что и я напоминал ей о Лёньке.

Потом его именем назвали улицу. Я туда не ходил, мне и таблички на стене школы хватило.

А потом Толика, старшего брата, зарезал наркоман, пытаясь отобрать старый велик. 

Тётя Рита жила еще лет пять после этого, не знаю, как - я уехал и дома появлялся редко. Потом как-то, сильно позже, мама рассказала о ее судьбе.