Готто, город третий

В мире ЭВО города - такие же действующие лица, как и люди.
У них разный характер и возраст, у каждого уникальное "лицо".
Готто - город третий, - в моем воображении напоминает этакий Вавилон на минималках. Это молодой город и довольно помпезный, знаменит каменными скульптурами, арочными мостами, розовыми садами и серными банями. В его сердце распологается многоярусный зиккурат, под которым заточен Пустой - мумия-батарейка, поставляющая энергию для живого города, а в сердцевине - охраняемый стражами лабиринт.
Город накрыт невидимым защитным колпаком, что позволяет ему безопасно двигаться через холмы. За сохранностью колпака и вентилей следят дежурные урядники - это довольно нудная работа, еще и не слишком почетная, потому что Готто в силу своей молодости любит подшучивать над людьми, заманивать в уличные лабиринты или вовсе проваливать перед ними мостовую и выпускать на волю щупальца Божественного О - естественно, такая встреча ничем хорошим не оканчивается. Но тем, кто нравится городу по каким-то причинам, Готто благоволит и помогает -- спрятать ли от стражи или подбросить под ноги золотые татри.

...При пробуждении казалось, что рядом лопаются пузырьки полиэтилена. Хлоп… хлоп… Приятный, успокаивающий звук.
Таня приоткрыла один глаз.
Костер догорал, трава поблескивала утренним инеем, а где-то за холмами из дрожащей взвеси вырастала башня.
Таня выпрямилась и протерла глаза.
Вчера башни не было, это она помнила совершенно точно. Были только искореженные остатки рельс и размытые горы, и башня проступала сквозь них, как сквозь задымленное стекло. Но горы таяли, а многоступенчатые террасы уплотнялись, наливались кирпично-красным оттенком, множились и вырастали к небу один над другим. Не башня, а целый…
– Это зиккурат! – Таня рывком поднялась с поваленного дерева и ощутила зуд в кончиках пальцев. Вот бы зарисовать, а то не поверят! Нечто величественное и монументальное, словно сошедшее со страниц учебников по истории Древней Месопотамии.
Таня жадно разглядывала ступенчатые платформы, лестницу, поднимающуюся от земли до самого святилища, нацеленного головой в бледно-сливовое утреннее небо. С вершины потянулись дымные клубы.
– У-но ае!
"Не смотри".
Застывший рядом Руди был бледен и сосредоточен. Одной рукой вцепившись в плечо Тани, другой он касался лба и стоял, зажмурившись, сжав бледные губы в нитку.
– О-ха ае!
«И не двигайся».
Над ухом раздался хлопок. Из воздуха проявились очертания черепичных крыш, трава спрессовалась в бурые плиты, а где раньше проходила кромка леса, теперь выросли облицованные туфом стены.
– Нельзя смотреть на святилище Божественного О, когда жрецы собирают нектар! – сказал Руди и открыл глаза.
Пейзаж стремительно менялся: зиккурат отодвигался на задний план, его заслоняли мосты, стрельчатые арки, сады, разбитые на квадратных каменных платформах.
– Город, – потрясенно прошептала Таня.
Грянул гром. Раскатистый, вибрирующий, эхом прокатившийся над крышами. Не гром – удар гонга.
– Гот-то-о! – благоговейно пропел Руди и возвел глаза к небу. Таня тоже запрокинула лицо и увидела соткавшееся над головой созвездие фонарей. Мягкий свет заливал выщербленные мостовые и ажурные балкончики, облупившаяся краска облетали с них, как осенняя листва: протяни руку – и поймаешь в горсть.
– Не двигайся, пока он не явится окончательно, – словно угадав Танины мысли, шепнул рыжий.
– Почему?
– Хочешь оказаться вмурованной в стену? Подожди, пока город настроится на нас.
– Как?
– Почует.
Руди замолчал, замолчала и Таня, послушно застыв на месте, с широко распахнутыми глазами наблюдала, как город вырастает из пустоты...