Отсроченное знакомство: воспоминание террориста, каторга, два товарища и судьба

Помните был такой эсер-бомбист Борис Савинков? Да, дядечка интересный, с высоким самомнением, руководил боевой организацией социалистов-революционеров, книгу написал "Конь бледный" где обругал себя и своих коллег стремящихся построить счастье проливая кровь. Вспомнили? Так вот в одном из своих произведений, он вспоминал один случай который произошёл с ним в каторжной тюрьме где-то под Вологдой в период с 1903 по 1905 год.

Савинков присел сюда за очередной взрыв итогом которого стала смерть средней руки чиновника из министерства внутренних дел, а также нескольких гражданских оказавшихся рядом. "Дровишки" в огонь революции.

Целый год он с товарищами наблюдал следующую картину.

Каждый день в полдень заключённым позволялось выйти на прогулку во двор тюрьмы. Подышать свежим воздухом, понежится в лучах солнышка. Никто не отказывался от этого часового моциона, ведь в камерах было грязно, душно, они кишили насекомыми и казалось сами стены источают мерзкий запах. В небольшой дворик выходили все. За исключением тех кто не мог поднятся на ноги или уже умер.

Минута в минуту, секунда в секунду во дворе появлялась странная парочка худой, бледный молодой человек лет 23-25 (по виду туберкулёзник не иначе) и бережно поддерживающий его мужчина немного постарше в с усиками и небольшой бородкой клинышком.

Они уходили в дальнюю часть двора где мужчина постарше усаживал молодого на травку, под кривую яблоньку, а сам занимал место подле облокотившись на стену. Чахоточный счастливо щурился от солнечных лучей и красиво улыбался будто этот час во дворе был его любимым врямяпровождением. Да так оно наверное и было на самом деле. Какие занятия в каторжной тюрьме? Сидишь и ждёшь когда тебя доконает кашель или насмерть забьют охранники.

Картина эта повторялась изо дня в день, вот только молодой мужчина выглядел всё хуже и хуже. Огромные синяки под глазами, бледные губы, испарина на лбу и кашель кровью превращавший последние месяцы существования чахоточного в ад. Вскоре он уже не мог сам ходить и товарищ просто выносил его во двор, носил в туалет, вытирал окровавленные губы тряпицей и вообще делал всё что было необходимо. Он всегда был заботлив и терпелив. Савинков подчёркивал, что ни разу не видел, чтобы тот вспылил или хотя бы проявил чем-то своё недовольство.

- Терпеливый мужик этот большевик, ничего не скажешь. Товарища не бросает. Герой, - повторяли друзья Савинкова и он с ними соглашался так как знал как сложно ухаживать за больными людьми. Да ещё в таких условиях и так долго.

В конце концов наступил день когда мужчина, с изрядно отросшей бородкой, вышел во двор тюрьмы один. Он был мрачнее тучи, но собран и как всегда спокоен. Просто сел на тоже место где сидел его умерший товарищ.

Через пару дней товарищи подготовили эсеру побег и он благополучно покинул тюрьму. Он так и не перекинулся даже парой слов с большевиком. Знал ли Савинков тогда, что ещё не раз встретится с Феликсом Эдмундовичем Дзержинским и даже будет во многом зависеть от него перед смертью.