Зустріч

Зустріч

            Склад у нас с компаньоном на бывшей военной базе, а база в чудесном районе —  окраина Киева и сосновый лес. Штабелёр военные уже давно сдали на металлолом, поэтому  натягался я ящиков шопиздец (сэнкс, Мари, запятая, кстати, нужна?) Еле ноги волочу, но погода —  лето красное улыбается, дожил, а, главное — людей нет вообще, и по пути заведение "Зустріч". Что ещё нужно немолодому олдскульному пареньку, стеснённому в средствах? 

            Раньше неподалёку было ещё другое заведение по пути, прямо в сосновой посадке — лучше и подешевле. Там побратимы околачивались весь день, танцевали суровые мужские танцы и сдержанно поднимали тосты за своих побратимов. Но потом заведение снесли, один фундамент остался среди сосен. Я спрашивал бывшую бандершу — почему снесли? Оказывается, им объяснили — что-то там, связанное с культурой употребления спиртных напитков.

            А в "Зустрічі", куда я зашёл выпить стаканчик порошкового вина, всё дорогое, поэтому побратимов нет, на глод перешли, вся лесопосадка в аптечных пузырьках. В общем, выпил стаканчик, только вышел за порог, а мне навстречу какой-то старикан, сухонький, в помятой фетровой шляпе, руки раскинул и улыбается во весь рот — рад, мол, видеть тебя.  
            Я говорю старикану, как негодяй Парамон генералу Чарноте:
            — Мы разве знакомы?    
            А он:
            — Ну, да, мы ещё тогда про Джульетту Гвиччарди поспорили!
            Ну, ладно, настроение после порошковой "Массандры" хорошее, гвиччарди так гвиччарди, говори, старик, я слушаю.
            — Ну, как дела? —  спрашивает.
            — Да, вот, с базы иду.
            — С базы? Знаю… Я туда электриком ходил устраиваться, — понимающе покачал головой старикан. —  Не взяли, старый сказали, на столб не залезешь, упадёшь, убьёшься…  
            Ну, теперь, вроде, моя реплика. "А как твои дела?", мне влом говорить, банально как-то, и я взял обвинительный тон:
            — Так ты что же —  нигде не работаешь? — спросил я строго.
            И тут старик преобразился. Заколдобило его. Мне даже показалось, что из ноздрей у него, как у конька-горбунка, пошла струйка дыма.
            — А разве написание стихов!? А?! Разве это не работа?! — воскликнул он.
            В облике его, глазах, позе и словах был следующий коктейль: негодование, попранная правда, обида и презрение ко мне.
            — Так за стихи же не платят? — пожал я плечами.
            — А откуда вы знаете? — ядовито спросил старик.            
            — А что —  платят?
            — Да! —  с вызовом глядя мне в глаза, выкрикнул он. —  Представьте себе!
            — И сколько? — спросил я.
            — Пятьдесят долларов! 

            Следуя своему опыту, я уже знал, что сейчас старикан начнёт читать мне свои стихи. Вот иной проживёт долгую жизнь, а никто к нему не подходит, чтобы почитать стихи. А ко мне уже раза три подходили. Почему? А судьба такая. К одному менты подходят, к другому женщины, а ко мне разные творческие люди.
            — Могу почитать! — запальчиво сообщил старикан.
            — Давай, — махнул я рукой.
            — У меня есть про добрую женщину и про паскудную. Про какую читать?
            — Давай про паскудную. 

            И старик начал читать. Это были неплохие стихи. Ровный ритм, что большая редкость у любителей, хорошие рифмы, а главное… это то — как читал старик. Нет, не на ровном месте он написал про паскудную женщину, не на ровном…  Стихотворение было на украинском, я его, конечно, не запомнил, помню только последнюю строку:

            "Ото така вона і є - паскудна жінка!"

          После этих строк морщинистое лицо старика исказила гримаса отвращения, и он потряс в воздухе сухоньким кулаком. В украинском "жінка" может означать как женщину, так и жену, видимо, древние укры не представляли, как это женщина может не быть женой. Поэтому я так и не узнал —  про кого говорилось в стихотворении.  
            А стихотворение мне понравилось, я серьёзно. И теперь уйти просто так было бы последним жлобством. Тем более что старик, окончив чтение, сплюнул на асфальт и теперь выжидающе смотрел то на меня, то на вход в "Зустріч".  
            — Ну что, может, по стаканчику? —  спросил я.
            — Охотно, —  кивнул старикан и вошёл в дверь.  
            — Портвейн?
            — Предпочитаю натюр-продукт, — старикан сел за столик и, сняв шляпу, положил её рядом с собой.
            Я пошёл к барной стойке и заказал два по пятьдесят водки.
        Когда я с двумя стаканчиками возвращался за столик, в кафе вошла пожилая женщина. Такая же сухонькая, как и старикан, с цепким взглядом выцветших от жизни глаз.
            Увидев её, мой поэт поспешно схватил свою стопку, опрокинул её в рот, после чего зачем-то надел шляпу и отрешённо уставился на старушку. 

            Вслед за Шекспиром интеллигенты любят повторять, что жизнь это театр. Вовсе нет. Хотя бы потому, что театральному постановщику хватает ума в нужный момент объявить: "Actum est, ilicet!" и опустить занавес.
            В жизни не так. Сейчас у моего поэта начнутся семейные разборки. Такие глупые, нудные, банальные и никому, кроме этих двоих, не интересные…                  

            Поэтому я объявляю: "Actum est, ilicet!"
            "Дело закончено, можно расходиться".  

.

https://author.today/u/bantser

.