Э. У. Хорнунг и его антигерой-вор

О Конан Дойле прекрасно знает каждый русскоязычный читатель детективов, а вот о его зяте и приятеле Эрнесте Уильяме Хорнунге — далеко не все. И это не потому, что последний не писал детективов, наоборот, он ими очень увлекался. Просто звезды не сложились, мэтр заслонил собой коллегу по цеху, и книги Хорнунга у нас переводили значительно реже, а работали над ними не переводчики высшей лиги — что ж поделать, и такое бывает.

Сэр Артур о первых детективных опытах родственника выражался не слишком одобрительно. Основной претензией стал образ главного героя рассказов и романов Хорнунга, джентльмен-взломщик Раффлз. Да-да, вы не ослышались – именно джентльмен и именно взломщик. Странноватое сочетание, так ведь взялось оно не на пустом месте.

Почему-то своего героя Шерлока Конан Дойл судил не столь строго, а ведь тот и наркотиками баловался, и следствие вел далеко не всегда легальными методами, да и вообще представлял собой личность весьма и весьма одиозную по тогдашним викторианским меркам. Зато Раффлза великий мэтр обозвал «антигероем» и всячески попенял нерадивому Хорнунгу за эдакое растление общественных нравов. Чем, понятное дело, немало того огорчил.

Так каковы же были истоки столь необычного героя криминального романа и его создателя? 

Уильям, или, как его прозвали, Вилли родился в семье торговца углем венгерского происхождения и урожденной англичанки, с детства отличался болезненностью, мечтательностью, пристрастием к чтению и играм. Любимым видом спорта Вилли на всю жизнь стал крикет — игра джентльменов, основы которой он постигал в Аппингемской школе. В 17 лет из-за скверного самочувствия молодой Хорнунг был вынужден отплыть в Австралию, там он прожил около двух лет, работая учителем и помощником на овцеводческой ферме в глубинке. Параллельно он пробовал себя в качестве корреспондента журнала «Бюллетень» и набрасывал первый роман. Местная природа, нравы, обычаи — все стало для впечатлительного юноши истинным откровением. Как потом признавался сам Хорнунг, Австралия «сделала его самого… и его карьеру писателя».

В 1886 году, вернувшись в Англию, Эрнест столкнулся с серьезными неприятностями. Его отец скончался, более того — финансовое положение семьи к этому моменту было близко к банкротству. Юному путешественнику пришлось браться за работу скромного журналиста для лондонских журналов типа «Белгравия». Как раз тогда прогремели убийства в Уайтчэпле и имя Джека Потрошителя, а Хорнунг очень заинтересовался преступлениями и специалистами по криминологии.

В 1890 году, после публикации нескольких рассказов, Вилли рискнул напечатать в «Корнхилл мэгэзин» свой первый «австралийский роман» под названием «Невеста из буша». Сюжетом послужила трагикомическая история воспитанного британца, привезшего на родину молодую австралийку, и реакция на этот катастрофический поступок его семьи. Роман хорошо приняли и критики, и читатели. В 1891 году Хорнунг стал членом двух знаменитых крикетных клубов и познакомился там с Конан Дойлом, Джером Джеромом и Робертом Барром. Увлечение игрой и криминологией сразу сблизило всю четверку, а с Конни, сестрой Дойла, Эрнест вообще сошелся довольно коротко.   Уже в 1893 году состоялась свадьба, впрочем, самого Дойла там не было, так как на тот момент отношения между приятелями успели слегка испортиться. Все-таки это не помешало Конан Дойлу и еще одному приятелю, Оскару Уайльду, стать крестными отцами первенца Хорнунга – маленького Артура Оскара в 1895 году.

Между тем Хорнунг продолжал писать романы, посвященные Австралии, однако его внимание постепенно смещалось с красивых австралиек в сторону австралийских преступников. В центре размышлений писателя то и дело оказывались проблемы добра и зла, осуждения и наказания, виновности и невинности. Чудовищная система отбывания сроков, свидетелем которой Хорнунг стал в путешествии, побудила его пересмотреть общественные стереотипы и если не оправдать некоторых воров-каторжан, то по крайней мере поискать какие-то поводы к сочувствию.

Осужденные в Австралии, включая осужденных женщин, лишенных буквально всего, и в первую очередь человеческого достоинства — это была тема опасная и скользкая, о ней добропорядочные викторианцы слушать правду не желали. Вор? Стало быть, страдай до конца дней своих, неважно, что послужило причиной воровства. 

Но хороший писатель тем и отличается от любителя, что находит рано или поздно лазеечку к сердцу читателя. У Хорнунга возникла идея: почему бы не соединить образ вора-каторжника с легендарным Робин Гудом, помощником бедняков и угнетенных, и придать этому гибриду несколько приятных черт? А рядом был Артур, который уже вовсю развлекался сочинением историй о сыщике-неформале и нестандартных расследованиях. Запал, выражаясь образно, был поднесен к пороховой бочке фантазии, и взрыв грянул.

На свет родился антигерой по имени Артур Джей Раффлз — умница, патриот, отчаянный любитель крикета, проворачивающий гениальные аферы и чтущий определенные принципы, вопреки своему неблаговидному занятию. В нем было что-то от Шерлока, что-то от реального Артура, что-то от Оскара, и кое-что от Джорджа Айвза, известного в тот период криминолога-крикетиста. По примеру доктора Уотсона, помощником Раффлза стал Банни Мэндерс — личность довольно слабая, ведомая, но преданная. Именно Банни, «ненадежный рассказчик», участвуя в аферах старшего приятеля, тем не менее испытывает по этому поводу угрызения совести. Таким образом, Хорнунг умело компенсировал возможную неприязнь читателей к парочке мошенников, показав их как в положительном, так и в негативном ключе.

Цикл о Раффлзе Хорнунг публиковал с 1898 по 1909 годы. Публика приняла его с восторгом, но мнения критиков разделились — одни, по примеру Дойла, осуждали облик главного героя и сетовали на падения вкусов, другие приветствовали «нового авантюриста». А поскольку итогом похождений Раффлза и Мэндерса стали гибель первого и тюремное заключение второго, то есть все каноны викторианской морали все-таки были соблюдены, Хорнунг выиграл эту литературную партию со счетом сто к одному.

Он стал отцом одного из ярчайших антигероев современной литературы. Но, к сожалению, в реальной жизни потерпел фиаско: в 1915 году его любимый сын Оскар погиб во Второй битве на Ипре в возрасте 20 лет. Убитый горем Эрнест Хорнунг, и без того испытывавший проблемы со здоровьем, пережил своего мальчика только на 6 лет.

Современные критики согласны в том, что влияние Хорнунга на таких мэтров, как Ян Флеминг и Лесли Чартерис, весьма велико. Именно на фундаменте его наследия возникли и бурно развились «джеймсы бонды» новой эры — дерзкие, отчаянные авантюристы, постоянно ходящие по краю и часто переступающие грань закона. Однако уровень жестокости в этих криминальных сочинениях существенно выше. И эти образчики действительно есть за что критиковать, как минимум — за абсолютную беспринципность героев и смешение добра и зла в неразличимую серую массу.

Вот что писал Оруэлл в своем эссе «Раффлз и мисс Блэндиш»: «Сегодня рассказы о Раффлзе отчасти обязаны своим обаянием атмосфере времени действия, а отчасти писательскому искусству автора. Хорнунг был очень добросовестным и на своем уровне очень способным писателем. Каждого, кто любит историческую точность повествования, его произведения должны восхищать. Однако самое привлекательное качество Раффлза, то, которое делает его своего рода символом даже в наши дни (всего несколько недель назад в ходе разбирательства дела о грабеже судья назвал обвиняемого «живым Раффлзом»), это тот факт, что он – джентльмен. Раффлз представлен нам – и это внушают нам бесконечными случайными репликами в диалогах и замечаниями, брошенными между прочим, – не просто как честный человек, свернувший с прямой дороги, но как свернувший с прямой дороги выпускник престижной частной школы. Его угрызения совести, когда он их вообще испытывает, носят исключительно общественный характер: он опозорил свою «старую добрую школу», он потерял право принадлежать к «порядочному обществу», он лишился статуса любителя и превратился в хама. Ни Раффлз, ни Банни, похоже, ничуть не терзаются тем, что воровство постыдно само по себе, хотя однажды, в проходной реплике, Раффлз оправдывает себя тем, что «все равно собственность распределяется не по справедливости». Они считают себя не грешниками, а отступниками или, наоборот, отверженными. И моральные устои большинства из нас до сих пор так близки моральным устоям Раффлза, что мы воспринимаем его ситуацию как иронию судьбы. Член привилегированного вест-эндского клуба – на самом деле грабитель! Это само по себе уже сюжет для рассказа, не так ли? А если бы это был водопроводчик или зеленщик? Было ли бы тогда в этом что-нибудь драматическое? Нет, хотя тема «двойной жизни», видимости законопослушания, скрывающей преступную деятельность, осталась бы. Даже Чарлз Пис в своем пасторском ошейнике кажется меньшим лицемером, чем Раффлз в своем клубном блейзере «Зингари».

Раффлз, разумеется, прекрасно играет во все игры, но его любимой игрой является крикет, и это не случайно. Это не только позволяет проводить бесконечные аналогии между его хитроумием в качестве боулера и его хитроумием в качестве грабителя, но и помогает точно определить характер его преступлений. На самом деле крикет не такая уж популярная в Англии игра – по популярности ее не сравнить с футболом, например, – но в ней находит отчетливое выражение типичная черта английского характера: склонность ценить «форму» или «стиль» выше, чем успех. В глазах любого истинного любителя крикета вполне допустимо счесть иннингс из десяти ранов «лучшим» (то есть более элегантным), чем иннингс из ста ранов; крикет также является одной из очень немногих игр, в которых любитель может превзойти профессионала. Эта игра изобилует не оправдавшимися надеждами и внезапными драматическими поворотами удачи, и ее правила столь расплывчаты, что их интерпретация отчасти становится вопросом этики. Например, когда Ларвуд в Австралии допускал нечестную игру в позиции боулера, он, в сущности, не нарушал никаких правил: просто он делал нечто, что было «не по-крикетному». Поскольку крикет требует много времени и играть в него довольно дорого, это игра преимущественно для высших классов, но для всего народа она является воплощением таких качеств, как «хорошая форма», «честная игра» и т. д., и не удивительно, что ее популярность пошла на убыль одновременно с тем, как стала забываться традиция «не бить лежачего». Эта игра – не для двадцатого века, и почти все современно настроенные люди ее не любят. Например, нацисты всячески старались извести крикет, который приобрел некоторую популярность в Германии до и после прошлой войны. Сделав Раффлза крикетистом и одновременно грабителем, Хорнунг не просто снабдил его благовидной маскировкой, он также обозначил самый резкий моральный контраст, какой только мог себе представить.

«Раффлз» не в меньшей степени, чем «Большие ожидания» или «Красное и черное», является историей о снобизме, сюжет очень выигрывает от того, что Раффлз занимает довольно высокое положение в обществе. Менее тонкий автор сделал бы «грабителя-джентльмена» пэром или по меньшей мере баронетом. Но Раффлз по происхождению принадлежит лишь к верхушке среднего класса и принят в аристократических кругах только благодаря личному обаянию. «Мы вращаемся в Обществе, но не принадлежим к нему», – говорит он Банни ближе к концу книги; и еще: «Я стал вхож в него благодаря крикету». И он, и Банни принимают ценности «Общества» безоговорочно и укоренились бы в нем, окончательно остепенившись, если бы только им удалось сорвать большой куш. Но крах, который постоянной угрозой нависает над ними, тем чернее, что их «принадлежность» весьма сомнительна. Герцог, отбывший тюремный срок, по-прежнему остается герцогом, а вот просто светский человек, однажды скомпрометировав себя, перестает быть «светским» навсегда. В заключительных главах книги, когда Раффлз уже разоблачен и живет под чужим именем, наступают «сумерки богов», возникает атмосфера, сходная с той, какая описана Киплингом в стихотворении «Джентльмен в драгунах»:

Да, драгун на службе горькой, хоть езжал своей шестеркой,

Но зря, дружок, он жизнь прожег свою… 

Теперь Раффлз безвозвратно принадлежит к когорте тех, кто «проклят во веки веков». Он по-прежнему может успешно совершать грабежи, но обратный путь в Рай, то есть на Пикадилли и в M.C.C., для него закрыт навсегда. Согласно кодексу чести выпускников частных привилегированных школ, в такой ситуации существует единственный способ реабилитировать себя: погибнуть в сражении. Раффлз погибает в бою с бурами (опытный читатель предвидел бы это с самого начала), и в глазах как Банни, так и автора это отменяет все его преступления.

Как Раффлз, так и Банни, разумеется, лишены каких бы то ни было религиозных убеждений, да и настоящего этического кодекса у них, в сущности, нет – есть лишь некие правила поведения, которым они полуосознанно следуют. (…) Раффлз и Банни, в конце концов, джентльмены, и для них невозможно нарушить те нормы поведения, которые они признают. Какие-то поступки для них просто «недопустимы», и у них даже мысли не возникает совершить их. Например, Раффлз никогда не нарушит правил гостеприимства. Он может совершить грабеж в доме, куда приглашен в качестве гостя, но жертвой будет лишь такой же гость, как он сам, хозяин – никогда. Он не пойдет на убийство и по мере возможности будет избегать насилия, предпочитая грабить без оружия. Дружба для него священна, и он ведет себя по-рыцарски, хотя и не высокоморально, с женщинами. Он способен на дополнительный риск ради «спортивного интереса», а иногда даже из эстетических побуждений. И, что превыше всего, он пламенный патриот. Он отмечает шестидесятилетний юбилей царствования Виктории («Банни, шестьдесят лет нами правит, несомненно, самый замечательный монарх, какого видел свет»), послав королеве по почте старинный золотой кубок, украденный им в Британском музее. Он крадет – отчасти по политическим причинам – жемчужину, которую германский император посылает одному из врагов Британии, а когда разражается бурская война, все его мысли сосредоточиваются на том, как попасть на передовую. На фронте он разоблачает шпиона ценой собственного разоблачения и геройски погибает от бурской пули. Этой комбинацией преступности и патриотизма он напоминает своего почти современника Арсена Люпена, который тоже одурачивает германского императора и искупает свое очень грязное прошлое, записавшись в иностранный легион.

Важно отметить, что по нынешним стандартам преступления Раффлза можно назвать мелкими. Ему и драгоценности ценой в каких-то четыреста фунтов кажутся превосходным уловом. И хотя рассказы убедительны в физических подробностях, в них очень мало натурализма – совсем не много трупов, почти нет крови, нет преступлений на сексуальной почве, садизма, извращений.

Рассказы о Раффлзе, написанные с точки зрения преступника, гораздо менее асоциальны, чем многие современные произведения, где повествование ведется с точки зрения детектива. Основное впечатление, которое они оставляют по прочтении, – ребячество. Они относятся к тому времени, когда у людей имелись принципы, хотя порой глупые. Ключевое слово в них – «недопустимо». Водораздел, который проведен в них между добром и злом, не более осмыслен, чем какое-нибудь полинезийское табу, но по крайней мере у него есть то преимущество, что все его признают так же, как полинезийцы свое табу» (Цит. по Оруэлл Дж. «Хорошие плохие книги». - М.: АСТ, 2018 г. – С. 239)