Любая татуировка что-то означает

Что-то здесь было упущено. Что-то важное.

Хозяин заведения принес еще запотевший графинчик на сто пятьдесят. Налил Ивану. Налил себе. Сел напротив.

- Давно тебя видно не было.

- Дела, Баходир. Да все какие-то уголовные.

Они чокнулись.

Старый узбек покачал головой.

- Мне еще отец говорил. Занимайся уголовными делами так, чтобы они тебя в угол не загнали.

Иван хмыкнул. Наивные восточные мудрости его всегда веселили.

- Еще бы знать, как, - он открыл первую страницу. – Вот представь ситуацию. Молодую девчонку изнасиловали. Школьницу. Групповуха. Ублюдки – люди взрослые и непростые. У них гора денег и все схвачено. Им все можно. Полиция у них в кармане. И когда девчонка это понимает, то сбегает. Не оставив ни телефона, ни адреса, ни даже фамилии. Как ее найти?

Хозяин нахмурился. Налил еще по одной.

- Плохое дело. Гнусное.

- Это точно.

Выпили.

- Одно тебе скажу. Родителям хуже всего. Позор в семье.

Старик снова покачал головой.

Иван оторопело уставился на него. Водка уже начинала шуметь в голове, составляя яркие и нелогичные образы.

- Родителям… Ну конечно же. Да ты чертов узбекский гений!

***

- Надо найти ее родителей.

- Кого? Каких родителей? Политов, ты совсем сбрендил? Опять пьяный?

- Родителей нашей камуфлированной божьей школьницы.

- У тебя язык заплетается, алкаш несчастный.

- Я выпил, но я трезв как стекло. Ап-салютно.

- Иди проспись.

- Усманов! Не клади трубку! Я тебя ненавижу, но ты мне нужен. Я уже все продумал. А теперь и ты продумай. Почему так быстро открыли дело об изнасиловании? Почему закрыли – понятно. А почему открыли? Ведь патруль только что обнаружил эту голую затраханную во все дыры девку. Ни показаний не снял, ни даже фамилии не узнал. Дело открыли стр-р-ремительно. На изнасилование неизвестной несовершеннолетней. Почему? Тот, кто, открывал рисковал получить по шапке и наверняка получил. Почему? А?

- Да понятно почему. Потому что подозреваемые пошли вразнос и стали угрожать патрулю. Надо было с ними что-то делать. Показать, что все серьезно.

Иван весело заперхал.

- Усманов, ты себя слышишь? Показать упырю, у которого полгорода в кармане, что все серьезно? Ты бы в таких условиях дело открыл? Стр-ремительно! Ну сам подумай. Какая-то неизвестная девка, светила ляжками на остановке, ее заметили, приволокли в сауну, поставили раком и во все остальные позы. Отодрали, немного помяли. И, считай, выкинули. Или она сбежала. Неважно. Ее нет. Ты бы за нее вписался? Она же не-из-вест-на-я! Она может быть кем угодно. Половозрелой шлюхой, например. Плечевой, вышедшей на работу. Ты ее даже не видел. По телефону данные получил. Даже приехать не успел, а она уже сбежала. А тебе за открытое дело отвечать.

- Я не понимаю, к чему ты клонишь.

- Я, дорогой мой Усманчик, клоню к тому, что следак, который открыл дело – ее знал. А скорее знал ее родителей. И именно поэтому в деле нет фамилии. Чтобы ее не светить. Смекаешь?

В трубке наступило молчание.

- Алё, Усманов? Ты тут? Ты уже понимаешь, какие вы все дебилы?

- Я ему сам позвоню. Если найду.

Короткие гудки.

- Мать твою! – Иван с силой пнул попавшийся на дороге бетонный столб.

Снова набрал номер. Мир вокруг качался и плавал, то раздваиваясь, то растраиваясь.

- Усманов! Не клади трубку! Это не все. Этому следаку должен позвонить я. Не ты. Не другой дуболом в форме. Я. Знаешь почему? Он вам ничего не расскажет. Он уже наверняка давно на пенсии, если вообще жив. Зачем ему собственными косяками перед следственным комитетом размахивать? А я найду способ. Есть у меня методы. Слышишь?

Усманов вздохнул.

- Ладно. Пришлю телефон. Утром. Но пьяным не звони. Проспись сначала.

Короткие гудки.

- Есть проспаться, гражданин начальник! – заорал Иван на всю улицу. – Так точно, гражданин начальник!

Сверху задребезжало открывающееся окно.

- Сейчас я тебе просраться дам, пьянь подзаборная! – сообщил кто-то густым басом.

Иван махнул на него рукой и пошел дальше, от столба к столбу.

Огни больницы уже виднелись за поворотом.

***

Пьяному море по колено.

А второй этаж по щиколотку.

Тем более, что на второй этаж ведет такая удобная труба. С перекладинами. Главное, штанами не зацепиться. И широкий карниз. Явно сделанный для того, чтобы удобнее было забираться в окна. Хорошие больницы строил в свое время Сталин, чертяка.

Иван добрался до открытого окна, перевалился через подоконник и рухнул на пол. Некоторое время лежал неподвижно, слушая тишину и ожидая, что кто-то заглянет на шум в палату. Подполз на карачках к кровати и с трудом встал, пошатываясь и держась за стойку с каким-то мурлыкающим оборудованием.

Он долго стоял и смотрел на ее лицо, и в голове было пусто, как в огромной черной дыре. Он уже не помнил, что хотел сказать и зачем сюда залез. Что еще немного, и я найду твою камуфлированную, сто лет назад изнасилованную школьницу? А за ней и носатого маньяка? А за ним потянется ниточка к главным персонажам и все они всплывут наружу, как говно из проруби? Найду ключ. Достану книгу. Все расшифрую, переведу и пойму. Вытащу на свет божий всех уродов, где бы они не сидели и какие маски не носили. И выполню то, что тебе обещал. Я найду ее. Верну домой. И ты вернешься домой. Бросишь своего упыря с холодными глазами и вернешься. Зачем он тебе, Машка? Это же робот. Хренов бесчувственный робокоп. Машина для расследований. В нем не больше человеческого, чем в кофеварке. Ты обязательно вернешься, и мы снова будем вместе.

Иван вдруг понял, что говорит это вслух. Бессвязно бормочет, глотая слова и повторяя одно и то же, снова и снова.

Маша уже не спала. Она смотрела прямо на него, и в ее синих глазах было разлито такое презрение, что Ивана отшатнуло, как от удара.

Он вдруг увидел себя со стороны, еле стоящее на ногах в жопу пьяное существо, никчемного грязного алкаша, привыкшего спать на помойках и готового залить зенки в любой момент, удобный и особенно неудобный. Чтобы забыться и больше ничего не помнить.

Дверь палаты он открыл врезавшись в нее головой. Выбрался в пропахший хлоркой и медикаментами коридор. И пошел прочь, держась за стены. Мимо выбежавшей откуда-то медсестры («Мужчина! А вы здесь откуда?! Охрана!»), мимо белого забора регистратуры, вниз по лестнице в приемный покой. Оттолкнул старого дедка-охранника. Вывалился наружу, едва не упав, и побежал дальше, от дерева к дереву, от столба к столбу, от поворота к повороту.

Когда больница осталась далеко позади, он прислонился к первой попавшейся стене, сполз на голый асфальт и рассмеялся.

***

На четвертом этаже Блиновского пассажа Иван остановился. Дальше была винтовая лестница и профессорский чердак. Садовский был наверняка дома, и остаток ночи обещал быть еще более пьяным. С вереницей пятидесятиградусных наливок и настоек. С бесконечными разговорами о науке и прочей фигне, до которой Ивану сейчас не было никакого дела. Алкогольный дурман уже давно выветрился и теперь внутри была только сосущая пустота.

Он отвернулся от лестницы и подошел к обитой облезлым дерматином двери. Нажал звонок в неосознанной надежде, что ему не откроют. Что хозяйка на работе, на гулянке, неважно где. Только не здесь.

Замок щелкнул.

Юля от удивления даже отступила, приоткрыв пухлые губы.

- О! Только не говори, что старичок опять потерялся.

Теперь на ней не было ни спецовок, ни балахонов, а был короткий перламутровый халатик из тех, что все открывает и ничего не скрывает.

- К черту старичка, - пробормотал Иван.

Он шагнул внутрь. Взял ее за плечи, такие мягкие и податливые. С силой прижал к стене. Ждал возмущенных воплей и сопротивления, но в ее глазах не было ничего, кроме понимающего веселья. В них не было даже блядства, которое его всегда отталкивало в профессионалках. Только спокойное обещание, что все будет хорошо.

Халат серебристой лужей стёк к ее голым ногам. У нее были такие же длинные ноги и такие же мягкие бедра. Он не мог не сравнивать и за это еще больше себя ненавидел. Когда он нес ее на руках в спальню, еще оставалась надежда, что она не одна, что сейчас вылезет из ванны пузатый клиент или бугай-любовник или загомонит на кухне толпа подружек. Но было тихо. Только ее шепот на ухо - «не спеши».

Он не слушал. Навалился сверху, вдавил всем весом, раздвинул ноги и тут же вошел, резко и больно, как голодное, пьяное чмо.

***

В лунном свете ее тело казалось сделанным из жемчуга.

- У тебя такая чистая кожа. Ни одной татуировки, - прошептал он, выводя пальцем замысловатые завитушки вокруг ее сосков.

- Ненавижу, - поморщилась Юля. – Как с клеймом ходишь. Потом еще вывести невозможно.

- Ты редкость.

- Да, у нас все девки себе руки, ноги и жопы искололи. Кто цветочек, кто зайчика. Птичек, бабочек. Одна себе хохломскую роспись во всю ляжку устроила. От иностранцев отбоя не было. И ладно бы еще разбирались, что колят и куда. Любая татуировка что-то означает. Знаешь об этом? Например, узор на пояснице – «я люблю трахаться раком». Бабочка на лобке – «даю бесплатно». А стрекоза – «сидела в женской колонии».

Иван рассмеялся.

- Сочиняешь.

- Не. Старая воровская традиция. У нас случай был. Зашел старый вор услугами попользоваться, взял одну такую татушку. Что хотел получил, а платить отказался. Говорит, у тебя батерфляй на манде, какие бабки? Ты же из любви к искусству. А бывает наоборот. Сделает какая-нибудь девственница у себя на руке фею с крылышками. Типа, мультик посмотрела, понравилось. Красиво же. А урки увидят, даже цену спрашивать не будут, сразу по кругу пустят. Скажут, у тебя же на руке все написано. «Шлюха с опытом, работаю круглосуточно».

- Откуда ты все это знаешь?

- У папаши пять ходок было. Учил. Пока кони не двинул и меня в интернат не определили.

- А на груди кто-нибудь у вас татуировку делал? Да так, чтобы вся грудь была в татуировке?

Юля задумалась.

- Не припомню. Сиськи наш главный рабочий инструмент. Зачем его уродовать?

Она перевернулась на бок, показав ему белый круглый зад. Протянула обижено:

- Так и знала, что ты не ко мне пришел. Опять что-то вынюхиваешь.

Он примирительно поцеловал ее в спину.

- Как только тебя увидел, сразу понял, что пришел именно к тебе. Да и почему бы не совместить приятное с полезным?

Она вдруг резко села, подтянув под себя ноги.

- Вспомнила! Татуировка на груди. Была одна девка. Давно, несколько лет назад, я тогда только работать начинала. У нее была даже не татуха, а какая-то куча разнообразных шрамов. На груди, плечах, боках, животе. Тонкие шрамы, широкие, длинные, короткие. Глубокие и не очень. Даже смотреть было противно. Говорили, что она сама себя ножом резала. А потом паяльником прижигала. Представляешь?

Иван молча кивнул, боясь спугнуть удачу.

- Я бы с таким уродством не то что на работу, на улицу бы не выходила. А она ничего, на подиум, на шест, в приват. А главное, мужики за ней в очередь стояли. Чего она там с ними вытворяла – понятия не имею.

Юля замолчала.

- И что потом?

Она хихикнула.

- Никогда не догадаешься. Бросила стриптиз и устроилась наемником в частную военную компанию. Уехала в Африку бошки неграм отстреливать. И там пропала. Наверное, негры ей самой башку отстрелили. Оторванная девка была. Если ей клиент не нравился, она его собственноручно на улицу выкидывала.

- А лицо ее помнишь?

Юля задумалась.

- Смутно. Скорее не помню. Лицо как лицо. А что? На опознание потащишь?

- Не бойся. Не потащу. Так как говоришь ее звали-то?

https://author.today/work/72877