Формула Распутина. Препубликация 32-й главы

«Формула Распутина»

Торчать в московских пробках – занятие не из приятных. Улица гудит, надрывается клаксонами, харкает выхлопной гарью, – от беспрерывных лязга и грохота мозги плавятся. Нервы у всех на пределе, того гляди, убивать друг друга начнут. И такая канитель запросто может растянуться на несколько часов.
А посему, не барское это дело, в пробках стоять. Ещё издали заметив, что съезд с Садового на Большую Басманную закупорен намертво, Кристина притормозила, достала из бардачка мигалку, выпрошенную однажды у отца, и под вой сирены ринулась в гущу машин.
Обычно-то Кристина водила аккуратно, без лихачества, но сегодня настроение было паршивым. Какому-то бедолаге она, кажется, снесла зеркало, однако связываться с барышней на элитном внедорожнике никто не отважится. Модель, конечно, немного устарела, у Соньки-то поновее, но «Ока», она всегда «Ока», тем более, с мигалкой на крыше, – они ведь затем и придуманы, чтобы господ от челяди отличать.
Поначалу мать категорически возражала против затеи с мигалкой, но потом гнев на милость сменила и препятствий чинить не стала. То ли папа в кои-то веки расхрабрился и её уломал, то ли ещё чего…
- Чем бы деточка не тешилась, лишь бы не вешалась, – по обыкновению скривившись, выдавила она, – Только шею себе не сверни.
Сама-то всегда с эскортом ездит, и всегда по перекрытым трассам, а стоит про мигалку заикнуться, так сразу «деточка»!
Такое отношение Кристину откровенно выбешивало. Деточке уже двадцать лет стукнуло, между прочим! Пора бы хоть как-то с нею считаться!
На Басманной стало посвободнее. Кристина добавила газу и включила радио. Мчаться быстрее ветра и грустить под музыку – это ли не восторг?! Однако на любимой волне, видимо, в честь пенсионной реформы, крутили сплошь какую-то заплесневелую ветошь.
- Жгучие мелодии для тех, кто в маразме, – вслух съязвила барышня, – Приветик дедушкам из гаражей!
Скосившись в зеркало, она показала отражению язык, – тоскуй, мол, под что дают. Но внешностью своей Кристина осталась довольна: печальные глаза пронзительно блестят, брови отчаянно изогнуты – почти, как у матери на старых фотографиях. Высший класс! Главное с блеском не перестараться, чтобы тушь внезапно не потекла.
Повод для грусти у Кристины имелся нешуточный. Снился ей нынче сон, будто бы танцует она на какой-то вечеринке не с кем-нибудь, а с самим Фрицем Келлером из «Рейнских виноделов». Только в фильме-то он милашка-дуралей, а тут – и прогоны грамотные, и прикид на нём моднющий – настоящий светский лев, всем прочим не чета!
Как же здорово им было вместе! Как сладостно ныло в груди от его прикосновений и негромкого дыхания! Жаль, что закончилась сказка слишком уж быстро…
Ревела сирена, надсадно стучал мотор, заглушая унылое повизгивание приёмника, снегом лупило по ветровому стеклу, а Кристина, уже позабыв о пробке и прочих мелочах, безнадёжно цеплялась за тлеющие обрывки видений, никак не желая с ними расставаться.
Там, во сне, Фриц подарил ей кольцо – тысячей звёзд сияло оно у Кристины на пальце. Но тут-то сон и лопнул. Огненный вихрь вырвался из кольца наружу, превратив его в ржавую железяку; а красавец-принц, издевательски захохотав, обернулся заурядным гопником.
Ни свет ни заря вскочив, Кристина твёрдо вознамерилась отыскать и купить точно такое же кольцо. Сегодня же! Даже если для этого придётся объехать все ювелирные лавки!
Она побывала у Фаберже: и на Кузнецком, и в Хамовниках; не поленилась съездить к Позье в Бирюлёво, была у Овчинникова и Готтлиба, но ничего похожего не нашла, – то кольцо слишком тяжёлое, то бриллианты мелковаты.
Теперь она ехала в «Вий-Плезир», выпить кофе и собраться с мыслями. Сколько же ювелирных лавок по всей Москве?! Уму ведь непостижимо! У солидных хозяев лакеи вышколены, по струночке ходят, они и дверцу перед тобой отворят, и машину на стоянку отгонят, а общаться с пьяными неотёсанными приказчиками Кристине не улыбалось.
«И всё-таки, какой же он лапуля! – мечтательно думала Кристина, – Этот Фриц Келлер!»
Ради него она была готова на любые жертвы.
Впервые Кристина посмотрела «Рейнских виноделов» ещё задолго до премьеры, когда на семейном совете решался вопрос, допускать ли фильм к прокату. Отец считал, что разрешать картину нельзя, поскольку в ней полно агрессивной марксистской пропаганды. Однако мать, хоть и просидела все четыре часа с постной физиономией, сказала, что никакой крамолы она не увидела, а вырезать нужно лишь пару сцен.
- Каких именно? – робко поинтересовался отец.
- Любых, – отмахнулась мать, – Лёш, это для профилактики. Чтобы германское руководство твёрдо помнило о нашей бдительности.